Когда неподалеку появилось другое божество, Гефест узнал об этом почти сразу же — металл сказал ему. Весть передалась по проводам, как по паутине до ее хозяина доходит дрожь, сообщающая о добыче. (Гефест, конечно, не одобрил бы сравнения с пауками, да и думать о других богах, как о добыче, не собирался. Много чести!)
Итак, металл сказал ему — где, хотя и не мог сказать — кто. Гефест сомневался, что кого-то из божественной братии могло вот так запросто занести в крошечный городок, самой главной достопримечательностью которого являлся указатель, сообщающий, что до пустыни Виктории оставалось не такое уж большое количество километров.
Но вот, допустим, самого Гефеста тоже вполне можно было считать достопримечательностью.
Так бывало — боги иногда искали его, чтобы починить, сделать, обменять. (Ну или обвинить в желании присвоить Египет и поугрожать разрезать на кусочки.) (Египет! Много чести!)

Гефест вышел из трейлера, осмотрелся, после чего шепотом передвинул нескольких сторожевых собак (постороннему они могли показаться просто грудами металлолома) и, прихрамывая, направился к гаражу. Лязгнула, закрываясь, металлическая дверь, вспыхнула обводящая буквы красная подсветка, почти невидимая в ярком австралийском солнце.
«Закрыто».
Вернувшись, Гефест критически осмотрелся. В общем, сразу было видно: здесь живет холостяк. На мини-холодильнике стояла начатая упаковка пива, мешок с грязным бельем раздулся до того, что готов был треснуть, а полусдутая кукла Аглая выглядывала из-за шкафа, вопросительно округлив губы.
Гефест поколебался. До прихода гостя еще было время, и желание показать, насколько он, Гефест, не зависит от чего-либо мнения, боролось с нежеланием, чтобы его называли богом свинарников (сам Гефест не преминул бы назвать неряшливого бога богом свинарников, это точно).
В конце концов он ограничился тем, что скормил остатки пищи вместе с одноразовой картонной посудой притаившемуся в углу крошечному очагу, в котором трепетал одинокий, не дающий дыма лепесток огня. Вместо них он поставил ноутбук, на котором запустил лайв-камеру вулкана Сакурадзима. После чего затолкал весь сваленный на двух плетеных стульях хлам за раскладушку и на этом успокоился.
Металл снова заговорил.
Гефест опустился в одно из кресел и мысленно отсчитал: «Три, два, один...»

В дверь постучали. Не самое характерное для богов действие. Впрочем, дожидаться ответа гость... гостья не стала.
Она зашла в трейлер, такая элегантная, как будто соткалась из лунного света и ночной прохлады прямо вот здесь, на пороге, а не шла по улицам. Богиня, одно слово.
Гефест улыбнулся ей почти искренне. Эту ауру он знал — научился угадывать за годы очень вежливого, ледяного, как снега на склонах Олимпа, общения. Но пуще всего ему был знаком этот взгляд. Любой другой мужчина, наверное, под таким взглядом бы съежился, а Гефест просто почувствовал себя спокойно.
— Мир тебе, Геката, — сказал он.
Геката нравилась Гефесту хотя бы за то, что была мужененавистницей. Гефесту в некоторой степени льстило, что его презирают не за внешность, не за хромоту, не за наставленные Афродитой рога, не за слабую устойчивость к спиртному и прочее из его длинного мысленного списка непростительного, а просто за то, что у него между ног.
Человеческие правила вежливости, многие из которых перенял Гефест, требовали, чтобы он встал, предложил женщине сесть и, возможно, какой-нибудь прохладительный напиток. Ничего из этого Гефест делать не стал. Отчасти из-за подозрения, что Геката не примет его вежливость, отчасти из-за того, что «Геката» и «женщина» в его голове плохо ассоциировались друг с другом. Женщина... Ну что женщина. Ноги, грудь, способность рожать детей и смеяться над мужчинами. Приятно смотреть, приятно трогать, приятно подчинять себе. А с Гекатой Гефест с удовольствием бы пошел на футбол. Полюбоваться на чирлидерш.
― У тебя тут... уютно, — сказала она. Гефест коротко пожал плечами, думая про себя, что тон она, конечно, могла бы выбрать и попроще. Но это Геката.
— Стараюсь, — сказал он и решил, что на этом с реверансами можно и заканчивать, и пора переходит к делу. — Полагаю, не тоска по моей компании привела тебя сюда?

Любая другая бы наморщила нос, эдак презрительно приподняла бы бровь, неодобрительно поджала губы, взглянув на Гефестову берлогу, но только не Геката.
Геката подцепила его пиво и его Аглаю — и при этом не растеряла ни капли своей элегантности.
Одно слово, богиня.
Аглая ей даже, вроде, понравилась (в этом они с Гефестом достигли абсолютного взаимопонимания, хотя, казалось бы, не много ли чести?)
— Как нарек милую даму? — спросила Геката, заставив Гефеста слегка нахмуриться. Взаимопонимание взаимопониманием, но Гефест всегда очень трепетно лелеял свою частную жизнь и неприкосновенность ее.
Никому другому он бы не ответил — но для Гекаты смог сделать исключение.
— Аглая, — коротко уронил он, наблюдая, как богиня тискает куклу, от чего та в скором времени грозила превратиться просто в резиновую малопривлекательную тряпочку. И сразу мрачно предупредил: — Не подарю.

А потом тон Гекаты изменился. И взгляд изменился тоже. И в трейлере резко похолодало: даже лепесток огня в очаге съежился и побледнел.
Гефест поднял взгляд с мусорного пакета на Гекату. Ее вопрос, ее голос явно давали понять, что спрашивает она не из праздного любопытства.
— Артефакт, способный лишить бога силы? Золотая сеть, например, — сказал Гефест, криво ухмыляясь. — Или золотой трон. Я люблю золото, чудесный металл.
Под стылым взглядом Гекаты он принялся шарить по полкам в навесном шкафчике, потом под стульями, потом за холодильником. Наконец, металлическая миска с выщербленным краем (можно узнать следы зубов, если присмотреться) нашлась на столе, рядом с ноутбуком.
Не потрудившись вытряхнуть шелуху и нераскрытые зерна попкорна, Гефест взял пакет с хламом и высыпал его в миску, после чего грузно осел на стул и в задумчивости потер затылок.
Артефакт, способный лишить бога сил.
Сделать из него смертного.
Гефест пусть и жил в самом глухом медвежьем углу, который только ему не лень было найти, кое-что слышал о нападениях на богов. И все надеялся, что однажды прилетит, например, одному египтянину (больше по привычке надеялся, правду сказать)... но прилетело, кажется, кому-то, близкому Гекате, — иначе с чего бы она, сторонившаяся прочих богов, отправилась за помощью.
Гефест сразу убрал из миски брелок, мобильник, вилку, батарейку и кассету, стараясь не касаться остальных вещей, а после, оставив себе вилку, принялся в задумчивости помешивать ею остальное, как самый несъедобный в мире суп.
А после Гефест встал и принялся за новые поиски. Где-то в районе Гекаты, из-под небрежно свернутого покрывала он извлек увеличительное стекло вроде монокля и вернулся к миске, попутно сминая вилку в кулаке и пальцами придавая ей вид щипцов.
После тщательного осмотра миску покинули носок, рулетка, сломанная расческа, зубочистка, рюмка и резинка для волос.
— Должно быть клеймо мастера, — коротко пояснил Гефест Гекате. — Там его нет точно.
Теоретически, Гефест представлял, как сделать артефакт, подобный описанному Гекатой. Другое дело, что он не стал бы тратить столько сил — богов много, и опасность напороться самому слишком велика. И на вещи, в которую вложено столько, должен был остаться отпечаток сил мастера. То, что для другого мастера выглядело клеймом, помечающим: «Да, сей шедевр сотворен именно мною».
Гефест продолжил осмотр. Коробок спичек тоже покинул миску — когда Гефест тщательно изучил каждую спичку.
Леденец был осмотрен на просвет и отвергнут тоже, и у Гефеста остались двое подозреваемых.
Первым он принялся за драже — высыпал их из коробочки...и почти сразу понял — вот оно. Для верности он осмотрел одну из конфет через монокль и убедился, что не ошибся.
Клеймо было. Оставалось определить, чье оно.
— Беру за работу, — сообщил Гефест, указывая на сверок марихуаны. — Если только у тебя нет золота.
После чего в третий раз направился на поиски. Очки нашлись при помощи Гекаты — болтались у Гефеста на шее на шнурке.
Гефест надел их, осмотрел драже, побарабанил пальцами по краю миски, вспоминая, а после назвал Гекате имя.
Велунд.