Время действия: 27 января 2012 (лето Южного полушария)
Участники: Гефест, Гор
Место событий: пустынная дорога в сердце Австралии
Описание: можно ли двадцать раз случайно подвезти одного и того же бога; когда эта зараза додумается хоть как-то компенсировать трату бензина и нервных клеток; любят ли кенгуру керабоссы; как затылком изобразить много матерных слов...
Ответ напрашивается сам собой: 42!
(27/01/2012) Страх и ненависть в Австралии
Сообщений 1 страница 13 из 13
Поделиться12014-06-16 20:37:33
Поделиться22014-06-16 22:54:08
[AVA]http://static.diary.ru/userdir/5/5/7/2/557272/81302566.png[/AVA]
Всё шло отлично, пока Гор пил алкоголь, а не кофе.
Двадцать шестого января Австралия праздновала День Основания, и вино лилось рекой, шампанское - водопадом, а пиво ненавязчиво встраивало себя во все элементы таблицы Менделеева. Гор, явившись с визитом к отцу, не избежал причащения к этому празднику: с удовольствием окунался в реки, водопады, озёрца и моря спиртного, братался с незнакомыми, но очень дружелюбными людьми, махал флажками, наблюдал за торжественными шествиями и участвовал в фестивалях. Всё прошло замечательно.
Кто же знал, что наутро коварные собутыльники подсунут ему кофе.
Такой подлости от милейших людей Гор ну никак не ожидал. Как и того, что в конечном итоге придёт в себя в соколиной форме на укуренного вида дереве, произрастающем неизвестно где, а вместо воспоминаний о недавних событиях будет только размытое пятно с чётким ощущением стыда. Крылья болели от усталости и выглядели сильно потрёпанными, в перья забились какие-то ужасно цеплючие листики, трава и крошки табака. Данные факты, а также полное неузнавание пейзажа вокруг (нетронутого цивилизацией и ужасно гордого этим) намекало, что кофе продолжает действовать на него именно таким образом. Дарует небывалую энергичность, отключает мозги и заставляет стремиться. Куда-то. Раньше бывало, что в стену - так родилось несколько пещер, которые потом экскурсоводы показывали туристам как уникальные в своём роде. Но чаще выходило, что куда глаза глядят - а глядели они в разные стороны и всё время передумывали насчёт направления.
Сменив форму на человеческую, Гор констатировал, что болит всё. Так, будто он восемьдесят лет подряд воевал с Сетом. Причём с Сетом, рассекающем на бульдозере.
Кулем свалившись с дерева, Гор решил сразу две проблемы: вопрос нестандартного размещения в пространстве и неудобства в виде мелкого сора, застрявшего в волосах и одежде. Взметнулось облако пыли, с ближайшего куста спорхнули птицы.
Проклиная все "Якобс", "Нескафе", "Паулиг" и "Чибо" в мире, Гор побрёл в ту сторону, которая его внутреннему голубю показалась ведущей в сторону города. Внутренний голубь был тем ещё шизоидом, вечно параноящим из-за вполне такого внешнего сокола, но ему Гор доверял. Потому что иначе было некому.
Как оказалось, не зря. Спустя всего лишь час адского пекла, пыли, падений из-за коварства растительности, попыток отогнать любопытных страусов, матерков, ненависти к себе, безуспешных попыток наскрести хоть каплю силы и полететь... нет, по субъективным ощущениям это было вечностью. Но спустя вечность Гор всё-таки выбрел на дорогу.
Они сразу друг другу не понравились. Она ему - пустынностью, по понятным причинам. Он ей - тем, что тут же бухнулся на неё и начал истерически смеяться.
Если бы дорога могла, то к знаку, предупреждающему отсутствующих водителей о возможных выбегах на проезжую часть верблюдов, тапиров и кенгуру, добавила бы знак, запрещающий лично Гора. Даже приписала бы к его силуэту имя и перечеркнула красным крестом. Но она ничего не могла поделать против царя кеметского, а потому он по ней пошёл.
Он то шагал, то ковылял, то волочился, но влёк себя в сторону города. Любого. Любого, где водились бы машины, скамейки, водичка и автомат с кофе, который можно будет картинно разбить. Временами в ушах начинало шуметь: казалось, что позади кто-то едет и будет готов его подобрать. Тогда Гор пугал и без того мрачную дорогу паническими жестами голосующего, тонущего, просящего позвонить - в общем, всеми, что приходили на ум.
Поэтому, когда сзади действительно подкралась и притормозила машина, больше всего похожая на красный контейнер для дискет, Гор сначала не поверил. Он пощупал зеркальце, коснулся дверцы. Расплылся в счастливой улыбке человека, который уже видеть не может этих чёртовых страусов, кроликов и кенгуру, зато ужасно рад шумящему, испускающему вреднейший выхлоп и портящему карму венцу технического прогресса.
- Хэй! Это ведь ещё Австралия, так? - заговорил он с зеркальцем, продолжая трогать его, будто боялся, что иначе машина растворится в воздухе. - Подбросишь меня? Куда-нибудь?.. в любой город. Потом можешь меня даже расчленить и съесть, но только в черте города, ок?
Тут он смог наконец оторваться от зеркальца и увидел лицо водителя.
- Ты!!! - воскликнул Гор. - Опять ты! Прекрати меня преследовать!!!
Поделиться32014-06-17 13:08:44
Гефест путешествовал на ослике, которого называл в честь жены — Аглая. Не то чтобы он намеревался воспользоваться осликом, как женой. И не то чтобы считал жену ослицей, просто имя не требовало никакого напряжения, чтобы его запомнить.
Удобство. Гефест ценил его в вещах и происходящих событиях.
Аглая мерно шагал, увязая копытами в песке пустыни, которую потом назовут в честь одной из смертных королев. Жара и немалый вес седока если и смущали его, то совсем слегка.
Гефеста пустынное солнце не беспокоило тем более — он слегка покачивался к такт шагам ослика, уронив голову на грудь и погрузившись в добровольную дремоту. Только изредка он открывал глаза, машинально стирал ползущие по вискам капли пота и прислушивался.
Гефест искал золото — любимейший из своих металлов, блестящий, мягкий и податливый настолько, что это уже можно называть покорностью. Если бы женщины, например, все были как золото, насколько проще жилось бы мужчинам в этом мире.
Гефест точно знал, что в пустыне есть несколько месторождений и звал их, каждую секунду ожидая ответа, но пока из-под песка не пробивалось ни звука.
Впрочем, в тот раз Гефесту не удалось найти золота — потому что он нашел попутчика.
Попутчик сдержанно сиял внутренним светом и запомнился Гефесту навсегда.
Это было тысячи и тысячи лет назад.
Потом были еще встречи. Гефест путешествовал на осликах (Аглая), на лодках («Аглая»), на стремительно развивающейся человеческой технике («Аглая»).
И обязательно где-нибудь, где не было, не должно было быть ни единой искры жизни, (не считая насекомых, конечно), ему встречался попутчик.
Сияющий. Стукнутый на всю голову.
...Гефест ведь с утра что-то предчувствовал. Ветер сегодня разносил не только песок и пыль, но и тревогу. В затылке зудело, как от чего-то пристального взгляда.
Будь под рукой какой-нибудь авгур, Гефест бы заставил его погадать — стоит ли вообще сегодня покидать мастерскую.
Но авгуры перевелись, а стиснутая в кулаке жестяная птаха была просто смятым металлом.
Гефест переделал его в лягушку и посадил на стол.
У него были дела, вот что.
Обычные смертные дела смертного Джона Грейвза — проехать около семидесяти километров, покопаться в моторе заглохшего напрочь автомобиля, крик о помощи от которого передали с заправки (смертный Джон Грейвз подрабатывал и эвакуатором). Возможно, зарулить на обратном пути в магазин за продуктами.
Сбылась только первая часть плана. Шлепнув заглохший автомобиль по крупу, как Аглаю (ослика, ослика) и тем вернув ему бодрость (с каждым годом техника становилась все капризнее), Гефест выслушал благодарности, взял деньги и отправился в обратный путь.
Он почти верил, что охватившая его тревога была просто неким сигналом от смертного Джона Грейвза, который умудрился совершенно независимо от Гефеста обзавестись изжогой.
А потом на дороге появился он. Он размахивал руками. будто пытался взлететь, и Гефест с острой тоской в очередной раз подумал — что же помешало ему проехать мимо три первых раза?
Где-то далеко мойра Лахесис наверняка отсмеяла себе бока. Если была жива.
Гефест обреченно нажал на педаль тормоза, и красный керабосс (на крыле посверкивала золотая надпись «Аглая») остановился рядом с этим вот.
Этот разговаривал — как птицы едят. Торопливо, как будто у него в любой момент могли украсть дар речи.
И орал он так же громко, как пойманная в силки птица.
— Прекрати меня преследовать!!!
Зуд затылке превратился в жжение.
Всегда стоит доверять затылку.
— И тебе не болеть, — огрызнулся Гефест. Лицемерие Гора, который сам был преследователем из преследователей, его поражало. — Ты едешь или нет?
Он задавал этот вопрос последние пять раз, тихо надеясь на отрицательный ответ. Но Гор, похоже, тоже понимал, что если судьба сводит их вот так раз за разом, то противиться не имеет смысла — только хуже будет. (Или он все же был преследователем из преследователей. Если так, то когда он решит сделать свой ход, Гефест подарит ему медаль «За виртуозное доведение до белого каления».)
Поделиться42014-06-20 14:31:47
[AVA]http://s6.hostingkartinok.com/uploads/images/2014/04/703de000e042ec5fde3227e2c7dfb797.png[/AVA]
- Я здоров, как бы некоторым захватчикам ни хотелось обратного, - прошипел Гор. Он кипел - впрочем, ничего удивительного после прогулки по пеклу.
Эллины. Везде они. В Греции - они. В Египте - они. В Австралии - и то они!
Вот почему боги не могут сидеть на родине? Он же сидит. Но всё равно чуть ли не в каждой стране встречает греков и римлян.
На задворках разума замаячило подозрение, что мыслительная выкладка немного кривовата и что те же римляне-греки везде встречают одного египтянина, который предположительно не покидает родину, но Гор отмёл его как несущественное.
- Знай же, что если твоё преследование несёт в себе коварные намерения по устранению меня, царя кеметского, я отвечу войной, я огнём, мечом и светом пройду по вашей стране, я... я... - он окинул быстрым взглядом дорогу, трафик по которой явно не превышал двух кенгуру в час и, раз в недельку, перемежался очень одиноким, стесняющимся своей не-сумчатости, автомобилем. - Я еду.
С одинаковым подозрением покосившись на лысину Мрачного Кузнеца (ему явно не хватало костяного молота и механических часов в руках), зеркальце, с которым недавно имел задушевный разговор, и пассажирское сидение, Гор тряхнул головой и полез на заднее. Машина Гефеста сплошь состояла из конструкторской импровизации. По итогам получилось, что, примостившись на заднем сидении, больше похожем на багажник, Гор ногами сидел внутри салона, а остальным торчал наружу и локтями опирался на отстёгивающуюся крышу. Так, наверное, садились стрелки с пулемётами, когда требовалось ворваться в мирный город и пролить на него смертельный град пуль. Или не садились. Но с их стороны это было бы странно.
- В общем, до города сможешь подкинуть? - спросил Гор, сбавив тон. - Но раз ты преследователь, то я отзываю своё разрешение расчленить меня по прибытию. Смертному - без проблем, разрешил бы, но сам понимаешь. Да, это всё потому что ты грек.
Он поёрзал. Сидеть на раскалённом было неудобно. Сет бы обязательно пошутил о некоторых частях, что вечно пылают у некоторых сокологоловых. Гор бы его за это, само собой, придушил бы, тем самым доказав, что вовсе у него не припекает. Но угрюмый и с какими-то своими целями преследующий Гефест... ему вряд ли бы удалось продемонстрировать своё хладнокровие.
С такого места открывался чудесный вид на прерии, затылок Гефеста, рощицы кудлатых деревьев, затылок Гефеста, стада разнообразных животных и затылок Гефеста. В лицо дул горячий ветер, будто впереди работал сильный фен. Подумалось, что поездка на такой машине удобна не только со стрелково-мародёрской целью, но и с точки зрения креативной укладки. Объём пополам с песком, понятное дело, но за всё нужно платить.
Гор помолчал, запрокидывая лицо навстречу потокам воздуха. Ещё помолчал. Поболтал ногами. Прожёг пару дырок в черепе водителя, пожалел, что они только метафорические. Помолчал.
Было скучно. И кофе из организма явно ещё не выветрился, просто ехать беспроблемным тихим охвостьем не выходило.
- А далеко до цивилизации вообще? Это же Австралия, правда? И что ты тут делаешь, грек? У меня-то тут отец живёт, я его навещаю, но он мой, а не твой.
Поделиться52014-06-20 19:47:47
Разговор, конечно, сразу зашел про войну, и Гефест мысленно застонал.
Он никогда не был в Египте, и с некоторых пор (с тех далеких тысячелетий, когда он предложил свою помощь блуждающему богу) проникся к этой стране безграничным отвращением.
Однажды ему приснился сон, в котором он шел мимо пирамид, и с вершины каждой на него истерично орали птицы. «Захватчик! — орали они. — Вторженец! Нарушитель!»
Гефест тогда проснулся злой и потный и решил, что даже если ему предложат все золото мира, он не будет захватывать Египет. (Разве что для того, чтобы потом вручить его Гору и сказать: «Подавись!» И то. Много чести!)
Гор вскакнул в машину, как на насест, и не сразу, но примолк. Слабое утешение, потому что вместо этого он принялся пялиться. Гефест, мрачно стиснув челюсти, чувствовал, как от этого взгляда в затылке появляется и копится головная боль — такая, словно он вот-вот родит Афину.
(Было бы даже неплохо, наверное.)
«Аглая» негромко шуршал шинами по дороге. Попутчик тихо шебуршал сзади, как попугай в клетке. Джон Грейвз хотел лекарство от изжоги. Гефест хотел, чтобы все поскорее закончилось.
В общем, его желание даже не было из разряда неисполнимых. Когда они доедут до городка, Гор оставит его в покое. (Должен. Обязан.)
И во имя этого Гефест надавил на педаль газа и увеличил скорость.
А Гор снова заговорил — выдал череду вопросов, ответы на которые, Гефест был уверен, его не интересовали.
Но Гефест все равно обернулся и, придерживая руль кончиками пальцев, собрался ответить.
Он хотел сказать, что его все равно, для чего шайка египтян собралась в Австралии, и что замышляет.
Он хотел сказать, что ему! Здесь! Нравится! И даже угроза из века в век подвозить одного и того же бога не заставит его покинуть эти места.
Он собирался сказать все это и даже больше.
Но тут на него обрушилось небо.
Ну то есть не совсем небо — скорее туша зайца-переростка, оснащенная сильным хвостом и очень сильными ногами. (Мозг, увы, в комплектацию этого изделия матери-природы не входил. Матерь-природа не была кузнецом, вот в чем проблема.)
...Любят ли кенгуру керабоссы? Наверное, хоть раз кто-то да задался таким вопросом.
Теперь у Гефеста был ответ.
Он поднялся, медленными, почти осторожными движениями вытирая лицо (размазывая пот, кровь из разбитого носа и пыль в причудливую маску).
Он никогда не видел кенгуру на этой дороге. Кроликов — сколько угодно. Иногда в эту глушь из соседней глуши умудрялась забрести овца.
А кенгуру — нет, не было.
Гефест взглядом проследил крутой изгиб следа от шин «Аглаи» — тот уводил в буш.
Гефест набрал воздуха в грудь и несколько секунд яростно молчал. После чего безнадежно спросил в воздух:
— Стукнутый, а ты-то где?
Поделиться62014-06-22 16:30:33
У Гефеста была блестящая, идеально гладкая и круглая макушка. Наверное, люди, придумывая шар для боулинга, вдохновлялись именно этим затылком. Гор невольно залюбовался игрой солнечных лучей на голове Гефеста, когда тот начал поворачиваться для ответа.
Этот импровизированный маяк испустил какой-то сигнал - и прерии откликнулись на него. Из абсолютного ниоткуда на автомобиль выскочил кенгуру. В этом нигде он заскучал, а потому, едва материализовавшись, приступил к решительнейшим действиям. Боковая дверца смялась как картонная под сильным ударом. И в салоне воцарился хаос. Совсем не тот, коим заведовал Сет - даже его коварства не хватило бы на то, чтоб наслать на врага психованное сумчатое.
Гефеста вынесло из машины - воздушным ударом ли, жаждой ли жизни, Гор не узнал. Отвалив челюсть, он наблюдал за метаниями напуганного зверя - тот не понимал, куда влез, пытался выбиться наружу, лупил ногами во все стороны. Машина кузнеца (как там её, Евфросина?) отвечала на это бессмысленными рывками туда-сюда и зарывалась носом в пыль. Спустя три секунды оказалось, что это было не самой худшей частью столкновения. Потому что потом этот чёртов кенгуру застрял на водительском сидении.
Гор не успел покинуть свой насест. А потом это стало тупо опасным.
Сведёнными от напряжения ногами и руками он намертво вцепился во что-то, не особо разбираясь, во что именно. Времени на размышления не было: как оказалось, австралийская пустошь вынашивала в себе нового Шумахера с милым плюшевым мехом по всему телу, маленькими передними лапками, беспорядочно барабанящими по рулю, и, мать его за ногу, мощными задними, что вдавили педаль газа в пол.
Ветер уже не мирно обдувал, а истерично хлестал по лицу. Каждая кочка несла в себе особо разрушительный привет для копчика, колен, позвоночника и самоуважения Гора. Пейзаж слился в мутное пятно, кружащееся, трясущееся и выедающее из мозгов все попытки мыслить.
Ясно было только одно: его. Похитило. Кенгуру.
И кто-то за это ответит. Тот, кто был причиной всему.
- ХРЕНОВЫ ГРЕКИ!!! - орал Гор, проносясь через дорогу из одних кустов в другие. Машина мчалась на максимальной скорости, то и дело резко меняя направление. В болтанке Гор целую секунду видел окровавленного Гефеста, но не успел даже позлорадстволвать. - НЕНАВИЖУ ВАС!!! - вопил он, возвращаясь обратно пьяной загогулиной. - ЧТОБ ВАС ВСЕХ ШЕЗМУ РАЗДАВИЛ СВОИМ ПРЕССОМ!!! - громыхающий транспорт налетел на камень и взвился в воздух. Верхняя точка полёта была ознаменована особо пронзительным криком царя кеметского. - АПОП ВАС ВСЕХ ЧЕРЕЗ ТРИ БЕХДЕТА!!!
Орал он в полную мощь своих лёгких. А сил хватало - в былые времена один боевой вопль "Покараем!!!" мог обратить лошадей противника в панику и эвакуацию. Кони египетского воинства тоже пугались и неслись вскачь. Вперёд, на убегающих врагов.
Нехитрое стратегическое решение обеспечило не одну победу. Потом, правда, полководцы начали аккуратно сообщать: дескать, воины ропщут. Видите ли, им не нравится сопутствующая глухота. И пусть это была ничтожная цена побед, хороший царь прислушивается к просьбам своего народа. Так что Гор пообещал умерять свой голос.
С этого и началась череда поражений египтян, закончившаяся полной аннексией.
Но эта ситуация отказывалась решаться звучным гарком - наоборот, кенгуру впадал всё в большую панику.
С холодным трезвым ужасом Гор увидел прямо по курсу широкоплечую фигуру бывшего водителя, который, в сравнении с нынешним, стал казаться почти приемлемым попутчиком. Встреча машины и её хозяина была неизбежна.
- Ложись! Прыгай! Притворись мёртвым! Сделай же что-нибудь!!! - завопил Гор.
Поделиться72014-06-22 18:35:56
Стукнутый нашелся сразу — по крику. В висках Гефеста мгновенно заломило от переливчатых воплей и проклятий, усугубляя никуда не девшуюся боль в затылке. Кто бы мог подумать, что эта цыплячья грудь способна вмешать такой голосище!
Ну, пока на борту «Аглаи» такая сирена, он не потеряется, так что Гефест рискнул быстро оглядеться — и увидел выломанную дверцу. И потемнел лицом.
Мало того, что этот пигмей египетский веками тянет из него, Гефеста, жилы, играя в одному пигмею понятные игры в захватчиков и преследователей.
Мало того, что за все свои поездки он ни разу не додумался заплатить хоть паршивенькой какой побрякушкой, хотя всем известно, что в Египте золото валяется на дорогах, им даже коров и крокодилов украшают.
Мало того, что за такие ругательства египетскому пигмею надо набить рот мылом и неделю полоскать в его родном Ниле, а потом набить лицо и отдать его бедной матушке. (Как она, небось, стыдится такого сына денно и нощно!)
Так теперь этот маленький мерзавец сломал автомобиль. Видимо, от слов про войны перешел к делу.
Чувствуя, как в груди, как огонь в горне, разгорается ярость, Гефест на всякий случай приготовился к бою — и не зря.
Обескрыленный «Аглая» диким образом нырнул бампером в пыль, после чего развернулся и помчался прямиком на Гефеста. На месте водителя бесновался кенгуру, с заднего сиденья надрывался стукнутый — так, что вычленить из его воплей что-то понятное не представлялось возможным.
Гефест и не собирался.
Вместо этого он с досадой вспомнил, что эту рубашку он купил совсем недавно. Хлопковая, в бело-голубую клетку — ей полагалось быть с ним до тех пор, пока недели непрерывной носки и жесткая вода прачечной не превратили бы ее в выцветшую блеклую тряпку, годную лишь, чтобы вытирать руки от машинного масла.
Так должно было быть, ибо так было заведено, а Гефест был большим поклонником заведенного порядка.
Но нет порядка там, где появляется этот... кенгуриный пассажир.
Еще Гефест подумал, что надо бы узнать — так, для общего развития, за что отвечает у себя там этот Гор? Наверняка за хаос, зло и бедствия.
«Аглаю» Гефест встретил всем телом, расставив руки и покрепче упершись ногами в землю. И божественная сила божественной силой, но от удара внутри него что-то хрустнуло и, кажется, сдвинулось. Гефест глухо зарычал. Пот заливал глаза, очки соскочили на кончик разбитого носа, после на подбородок, чудом держась дужками. Рубашка лопнула на спине, это он почувствовал. И «Аглая» все еще двигался (х-х-хлошадиные силы, чтоб их), заставляя ноги Гефеста пропахивать глубокие борозды в земле.
Хорошо, что хотя бы кенгуру включил что там у него отвечает за думанье и — когда керабосс замедлился — умудрился выкатиться из салона наружу. Он сначала нелепо сел на хвост, мелко трясясь, а потом...
Потом эта тварь, это порождение чьего-то больного воображения (Гефест уже сомневался, что кенгуру могли появиться просто так, сами по себе, всю Австралию делал какой-то очень своеобразный бог!) прыгнула на Гефеста.
Возможно, тварь собиралась прыгнуть в сторону. Возможно, австралийские кенгуру не предназначены для того, чтобы разъезжать в греческих автомобилях, и у этого все окончательно помутилось в и без того куцых мозгах.
В любом случае, вместо того, чтобы сделать отсюда ноги и постараться никогда не попадаться Гефесту на глаза, кенгуру прыгнул на него. Второй раз за короткое время, между прочим.
И только сшибив Гефеста на землю, кенгуру мощным скачком убрался из-под колес освобожденного «Аглаи» и неровными скачками умчался прочь.
Гефест — снова! — встал. Снова отряхнулся. И снова посмотрел вслед покидающему (снова!) его керабоссу.
В жарком небе, как клич сокола, звенели вопли стукнутого.
Поделиться82014-06-24 10:43:30
[AVA]http://static.diary.ru/userdir/5/5/7/2/557272/81302566.png[/AVA]
Вопреки ожиданиям Гефест не собирался убегать от несущегося на него автомобиля. Считал ли он любое ускоренное шевеление конечностями недостойным себя или же ему нравилась перспектива быть задавленным, но он не пытался уклониться. Кузнец встретил удар так, будто хотел обнять своё транспортное средство.
Титаническая битва (в красном углу ринга - боец, прозванный Насильник Прерий, Кровожадный Керабосс! В синем углу - супертяжеловес грозного молчания, обладатель ордена стальной лысины первой степени, чемпион всего, что сам выковал, - Гефест-Вулкан! Три-два-раз - в бой!!!) оставляла на земле глубокие уродливые следы, стонал бампер, хрустели кости. Гор замер на своём насесте, завороженно отслеживая степени натужного покраснения Гефеста и злой рокот двигателя. Вопреки здравому смыслу и желанию остановиться он болел за керабосс. "Давай! - думал он. - Жми, не сдавайся! Сделай это! Мысли верно: он меня поводил - его и задавлю!"
Тем временем кенгуру в лучших традициях склочных водителей решил выйти наружу и самостоятельно разобраться с тем, кто поцарапал его тачку.
Гору как заинтересованному лицу стоило задуматься, почему кенгуру выбрался, но машина продолжила буксовать и продавливаться вперёд. Стоило, но он отвлёкся на происходящее под носом. Кенгуру опрокинул Гефеста. Гефест упал, выпустив из хватки керабосс. Керабосс рванул вперёд.
Уже привычно Гор набрал побольше воздуха в лёгкие и переливчато заорал, выражая в крике всю свою ненависть к грекам, которые даже железного коня на скаку остановить не могут.
На исходе третьего вопля в голову постучалась вполне разумная мысль, которая до этого слишком стыдилась своей разумности и не лезла. Если кенгуру выпрыгнул, почему машина едет?
Не из вредности же? Хотя от греческой коробки с гайками такого стоило ожидать.
Заткнувшись, Гор попытался вползти в салон. Изогнулся матерящимся иероглифом, всмотрелся в выразительную пустоту на водительском месте. Педаль газа была намертво вдавлена в развороченный пол и явно там застопорилась. Это точно было из вредности, что Гор не мог не отметить новой порцией гневных воплей. Выплеснув возмущение, он задумался.
Можно было лезть вниз и пытаться отодрать педаль, пока автомобиль преодолевает скорость звука. Можно было с воплем выпрыгнуть в окно и спастись - размазавшись всмятку. Можно было просто паниковать в своё удовольствие и ждать, пока кончится бензин. А может, дорога.
Он метался меж трёх вариантов и не мог выбрать, какой нравится ему больше. Или даже - какой меньше не нравится.
И тут ему на глаза попался распахнутый бардачок. В котором, помимо всего прочего, обнаружился пакетик быстрорастворимого кофе.
Гор был египтянином, а потому сильно удивился, когда этот пакетик спустился к нему с небес, озаряя мир тёплым сиянием и ангельским пением. Удивился, но понял: нужно рискнуть. Когда от нервного перенапряжения начинаются галлюцинации в стиле иных религий, явно нужно что-то делать, причём немедленно.
- Я очень, очень об этом пожалею, - бормотал Гор, дрожащими руками вскрывая ниспосланный свыше пакетик. - Но я-сокол устал. Ему нужен допинг. Всего лишь маленькая-маленькая доза. Наша прелесть, голлум-голлум, - добавил он и нервически расхохотался, прежде чем высыпать кофеиносодержащий порошок себе в рот.
По мнению древних египтян, соколиная форма бога Гора могла достигать в размерах тысячи локтей. Их вера была чистой и искренней, и пусть Гор даже в лучшие времена не настолько страдал гигантоманией, было бы глупо не пользоваться дарованными возможностями, когда требовала ситуация.
В этот раз царственный сокол был не четырёхсот пятидесяти метров, как верили дети Кемета. Всего лишь десятиметровым. И очень, очень неадекватным. Подхватить когтями уносящуюся вдаль машину Гору удалось лишь после нескольких бесплодных попыток. До этого он врезался в деревья, чиркал когтями по земле или с хохотом начинал крутить фигуры высшего пилотажа. Кофе пересыпался в мозгах, заполнял вены, распалял сердце.
Наконец, удалось схватиться за крышу керабосса покрепче и вздёрнуть в небеса. Колёса продолжали крутиться вхолостую. Гор какое-то время подёргался туда-сюда, затеял было гонки с облаками, но опомнился и полетел к покинутому Гефесту. Всё-таки растворимый кофе торкал не так сильно, как зерновой. Ну как, достаточно, но не до полного обессмысливания.
Австралийская пустошь вместе со всеми обитателями могла полюбоваться небывалым зрелищем: гигантской птицей, несущей в когтях автомобиль. Непрестанно говорящей с собой, бьющей крыльями слишком часто и резко. Увидевшей кого-то на земле и снизившейся.
- Эйтылысыйлысыйлысый! Ловисвоюмашинкуонатяжёлаямеждупрочимномилаянотяжелая! Новсётакиэтомыдолжныбыливнейехатьанеонанамне! Ненавижусетаненавижусетаненавижу! Славаосирису! Эйлысыйтвойзатылокслепитглазаатызналчтоядаженасолнцемогусмотретьнещурясь! Азачемтыменяпреследуешьтоотстаньотстаньотстаньнадоелвидетьтебянемогуловимашинку! - тараторил Гор, наворачивая вокруг Гефеста беспорядочные круги и жестикулируя керабоссом. Хихикал, болтал головой во все стороны, бешено вращал глазами. И улыбался, во весь клюв улыбался. - Ловиловиякидаю!
Поделиться92014-06-24 15:48:33
Гефест продолжал яростно пялиться в ту сторону, куда унесло «Аглаю» с этим... πουλί. Будь он в полной силе, горизонт наверняка пошел бы дырами, проплавленными взглядом.
А так Гефест лишь сам нагревался быстрее, чем забытый в горне кусок железа (Гефест никогда не забывал железо в горне, но сравнение вполне отражало).
Завтра Джону Грейвзу придется торчать в аптеке и мучительно вспоминать, мазь от чего ему нужна. Такое. У людей бывает, если трогать огонь.
Джону Грейвзу придется провести весь день в холодной ванне и пить много воды — ну а пока воздух над его головой и плечами дрожал и колыхался, а выступивший было пот высыхал в мгновение ока.
Гефест решал, что делать. Не как искать «Аглаю» — керабосс откликнется ему в любом случае. Что делать с Гором.
Потому что вот сейчас этот... πουλί напросился.
Гефест собирался свернуть ему шею. Гор ее вправит, конечно, но это лишь даст повод свернуть ее еще раз.
А потом в небе появился сокол. Метров десять, оценил Гефест, а вот мозга очевидно как у сокола нормальных размеров.
Гигантская птица металась по небу, всплескивая крыльями — как истеричная женщина руками. И орала так же.
И в когтях несла «Аглаю» — со своего места Гефесту было слышно, как жалобно, вхолостую ревет мотор, словно прося спасти.
Гигантский сокол врезался в облака и нагонял крыльями ураган.
И орал, да, не затыкаясь ни на секунду. В Гефесте мелькнула и угасла надежда, что Гору не хватит дыхания, и он долбанется с небес на землю.
Из неумолкаемого речетатива птицы Гефест разобрал только два слова: «лысый» и «лови».
Ну что ж. Гефест яростно сощурился.
Он поймает.
...Джона Грейвза завтра ждет тяжелый, тяжелый день, полный изжоги, радикулита и вот этого, которое у людей от огня.
Сокол разжал когти, и керабосс ухнул вниз — не как камень, а как автомобиль габаритами три на полтора на метр шестьдесят. Очень точно на Гефеста рухнул (обидно было думать, что этот... πουλί ориентировался на бликующую макушку).
А наткнувшись на раскаленного в прямом и переносном смысле Гефеста, металл смялся, как бумага.
Внутренне стеная от боли и чувствуя неодолимое желание лечь на песок, подтянуть ноги к груди и задохнуться от тошноты, Гефест стряхнул покореженный керабосс с плечей и взглянул в небо (в шее сзади хрустнуло... а вдруг он свернул себе шею?)
Сокол купался в солнечном свете и потоках ветра. Видели бы смертные — от верующих у стукнутого не было бы отбоя.
Гефест же понимал, чего ему хочется сейчас больше всего.
— Цыпа-цыпа, — проклокотал он, сделав пальцами сулящее движение. — Иди сюда.
Он вырвет этому... πουλί перья по одному.
И тогда еще надо будет посмотреть, кто из них лысый.
Отредактировано Hephaestus (2014-06-30 20:51:16)
Поделиться102014-06-30 21:49:38
[AVA]http://static.diary.ru/userdir/5/5/7/2/557272/81302566.png[/AVA]
Гефест прислушался к разумным предупреждениям мудрой птицы и поймал свою машину. По-олимпийски. Так, что лучше бы не ловил.
Вечно эти олимпийцы так. Захватят половину мира - а потом удивляются, что их почему-то не встречают цветами. Изобретут милейший обычай скармливать львам чужих верующих - а потом опять удивляются. Поймают нежное автомобильное брюхо бронированной лысиной - и тоже во взгляде полное непонимание.
Гор только крыльями всплеснул, отчего чуть не сверзился с небес на землю. Он эту машину героически спасал, носил на руках (скорее, в когтях, но так лучше звучит), тащил к хозяину. А тот наказал невинное транспортное средство собой. Лучше бы многотысячным прессом раздавил, всё милосердней было бы.
И тут его позвали. Взор небесного сокола моментально распознал, что при чёртовом (лысом! мерзком! грецком!) греке не было никаких вкусностей. Но любопытство было сильней Гора. А ведь очень мало какое существо или божество могло похвастаться тем, что оно сильней царя Кемета. Всё-таки, воин, защитник с шеститысячным стажем, сын двух богов Эннеады, регулярный победитель третьего оттуда же.
Издав вопросительно-охотничий звук, Гор начал снижаться. В десятке метров над землёй кофе снова внёс коррективы в его планы, закоротил мозги и отвесил адреналиновый пинок. Птичья форма слетела с Гора, как сорванная ветром.
Он рухнул на землю, но тут же вскочил, замахал руками, будто не заметив исчезновения крыльев. Беспорядочными спиралями забегал вокруг Гефеста, не переставая ему выговаривать.
- Грекигрекилысыегрекивытакиедураки! Ямашинкуспасатыеёразбил! Онабыламаленькаятяжёлаяномилая! Снасестомспециальнодляменя! Тампедальзаклинилототкенгурувыдралдверьугналмашинусломалпедальплохойкенгуру! Егоголовапохожанасетовуненавижусета!
Ветер свистел в ушах, трепал одежду, всё казалось таким медленным, таким тягучим. Под ноги то и дело попадались останки керабосса, кролики, здоровенные леденцы, смеющиеся телевизоры и прочие характерные для австралийской пустоши особенности ландшафта. Гор бежал, не мог не бежать, как не мог заткнуться. Лишь врезавшись в грека, он слегка (слегка) сбавил ход.
Обвиняющий палец уткнулся Гефесту куда-то в район поджелудочной божественной железы. Гневный взгляд буравил кузнеца ещё успешней.
- Извинисьпередмашинкойонаневиновата!
Поделиться112014-07-01 13:51:36
Увы, планам Гефеста не было суждено сбыться. Мойра Клото, очевидно, была пьяна, когда пряла этот отрезок нити — сплошные узлы и поперечность.
Вместо того, чтобы, как курам положено, прилететь и дать себя ощипать, этот... πουλί нелепо кувыркнулся в воздухе, приземлился на ноги уже человеком и при этом еще и не заткнулся.
Но, разумеется, сменив облик птицы на облик пигмея, этот... πουλί остался πουλί просто по сути.
Если бы все те гипотетические смертные, что прониклись зрелищем гигантского сокола, продолжили наблюдать, почитателей у стукнутого не осталось бы вовсе.
Он продолжал тараторить, Гефест продолжал не понимать, что он несет, но вроде бы, речь про «лысых» больше не шла.
Как будто пигмея это могло спасти.
Пигмей, кажется, сам понял, что кругами от судьбы не убежишь, и таки приблизился на расстояние вытянутой руки.
Мясо, как говорится. Само пришло, как говорится.
Гефест положил ладони на его плечи и тщательно, от души сжал пальцы. Стукнутый вроде как не заметил — продолжал нести околесицу и ни на что не отвлекался.
Когда он был вблизи, его речь, похожую на поставленный на ускоренную перемотку аудиофайл, даже можно было разобрать.
Пигмей требовал извинений, понимаете. Алкал справедливости, вообразите-ка. Считал, что Гефест должен извиняться перед «Аглаей», которого: а)угнал подручный пигмея в виде кенгуру (рассказывайте кому другому, что появление на одной дороге в одно и то же время двух таких нетипичных креатур никак не связано); б) пигмей скинул на Гефеста с небес (с неясными, но явно враждебными намерениями).
Гефест таки взглянул на керабосс. На груду металла, которая раньше была керабоссом красивого цвета. В принципе, если запустить процесс прямо сейчас, на восстановление уйдет не больше недели.
Продолжая крепко держать стукнутого, Гефест велел металлу:
— Вспоминай.
И металл послушно начал вспоминать, как выглядел до аварии — процесс, которому Гефест намеревался помочь. Как только разберется с пигмеем.
Который все еще не затыкался.
Гефест по-бычьи нагнул голову, заглядывая в безумные глаза.
— Во-первых, — сказал Гефест, — ты — πουλί.
И интонация его ясно давала понять, что все это время он использовал слово не в его первом значении — «птичка» — а в совсем другом.
— Во-вторых. — Тон Гефеста стал внушительным, голос гулким, как пламя в горне. — Ты, позор отца своего, прямо сейчас уяснишь, что я не лысый. Я бритый!
И с этими словами Гефест ударил пигмея своей (бритой!) головой по его (безмозглой!) голове.
Поделиться122014-07-11 13:29:35
[AVA]http://static.diary.ru/userdir/5/5/7/2/557272/81302566.png[/AVA]
- Извинисьнемедленнотыеёполомал! Ачтотакоепулиасамтыэтосамоененавижусета!
Глаза упорно разъезжались в разные стороны. Правым глазом Гор видел облако в форме отлетевшей на небо души керабосса. Левым - мочку уха Гефеста. Очень багровую, пышущую яростью мочку уха. Если бы удалось сфокусироваться на какой-нибудь другой части лица и занайтовать уносимые ветром мысли, Гор бы спросил кузнеца, почему у него такие злые уши. Поинтересовался бы, не грызут ли они подушку по ночам. И сколько раз они побеждали в рестлерских соревнованиях. В общем, задал бы все те важные, необходимые для укрепления знакомства вопросы, что приходят в голову, когда мало того что сходишь с ума от жары и кенгуриного стресса, так ещё и нажрался порошкового кофе.
Гор бежал, не особенно заметив, что упёрся в препятствие и что препятствие сдавило его плечи в сокрушающей хватке. Наверное, в сегодняшнем гороскопе Гефеста было написано: "вам весь день придётся бодаться с очень шумными и целеустремлёнными объектами". Если бы кузнец озаботился и прочитал прогноз на сегодня, то сэкономил бы много нервов, развоплотившись самостоятельно. И избежал бы столкновения с керабоссом, кенгуру и царём кеметским по очереди.
- Янепозорялюби...
В следующую секунду мир взорвался белой вспышкой, ядром которой был сочный "ХРЯСЬ!", больше всего похожий на звук удара одного кокосового ореха о другой.
- Папа... мною... гордится... - заплетающимся языком едва выговорил Гор. И сделал то, что никоим образом не рекомендуется делать, особенно посреди пустыни, без свидетелей и предварительно выбесив единственного присутствующего до подпрыгивающей крышечки. Он потерял сознание*.
В глазах Гора, наконец-то пришедших к единому знаменателю (аккурат на переносице), отражалось небо. А должна была бы - смертельная опасность. Или хотя бы Гефест с лопатой. Но небо плевало на условности и упорно отражалось, отражалось и отражалось.
Оно всегда имело свой взгляд на ситуацию.
*Вопреки предыдущему утверждению, в некоторых обстоятельствах это является наилучшим поступком. Но, для собственного спокойствия, прежде чем сползать в обморок, стоит убедиться, что находишься в внутри романа, на глянцевой обложке которого изображены двое в неубедительно романтичной позе и что название сего опуса звучит примерно как "Неприступная любовь", "Оставить гордость", "Непокорённая" и тд.
Поделиться132014-09-03 15:52:03
Когда пигмей обмяк в его руках, Гефест решил, что это ловушка, и даже оскорбился. Как эта мелочь верезгливая вообще надеялась уйти от справедливого возмездия, притворившись бессознательным?
Но шли минуты, пигмей висел в руках Гефеста, как курица со свернутой шеей — так же мертво и тяжело.
И тогда Гефест улыбнулся.
Первым его порывом было закопать пигмея так глубоко, чтобы Аид в своем подземном царстве подозрительно таращился на торчащие из потолка ноги.
Но пигмей мог очнуться и убежать. Хотя нет, дождешься от него. Пигмей мог очнуться и начать говорить снова. Гефест поразмыслил, потер лоб и решил, что он и его удар сверху с этим справятся.
...И даже мимолетной мысли о голове («Лысыйлысыйлысый» немедленно и неприятно колыхнулось где-то под сводами черепа) хватило, чтобы Гефесту пришел на ум план. Гефест обстоятельно покрутил его перед мысленным взором и одобрил.
План был отличный. И просто реализуемый. Уложив тушку мертвой курицы, пигмея то есть, на песок, Гефест дотянулся до осколка стекла, коими, как и прочими обломками керабосса, было усеяно пространство вокруг, и почти с нежностью дохнул на него.
Можно было считать это местью за «Аглаю». И за другое тоже.
На мгновение Гефест задумался, а не укоротить ли пигмею язык, но в голове снова заклекотало «Лысыйлысыйлысыйгрекдурак». И Гефест, для надежности придавив руку пигмея коленом (сломается — не жалко, но не должно), отпилил первую прядь буйной шевелюры.
И улыбнулся шире.
Гефест отбросил стекло и с удовлетворением осмотрел результат своей работы. Конечно, побрить налысо при помощи осколка стекла было невозможно, но пигмей теперь определенно выглядел так, как и должен, — ощипанной курицей.
Гефест потянулся. Загривок от удара керабосса изрядно ныл, но Гефест чувствовал спокойное удовлетворение хорошо отомстившего.
Он даже решил не бросать пигмея в пустыне: по неизмеримой доброте своей Гефест сунул бессознательное тело подмышку и зашагал к городу, по дороге, заодно, размышляя, что делать с пигмеем.
Ответ подвернулся сам собой, пока он пробирался к автомастерской, старательно отводя глаза всем встречным — еще не хватало, чтобы о Джоне Грейвзе пошли слухи, мол, куда-то тащил бездыханное тело. И так хватило, что в прошлом городе полиция была уверена, что он готовит метамфетамин.
Выход сиял новенькой краской, вкусно пах и выглядел как туристический автобус. Каким-то людям пообещали, что они увидят изнанку Австралии, и они заплатили денег, чтобы наглотаться очень эндемичной пыли и полюбоваться на землю и небо одинаково желтоватого цвета.
Предварительно еще разок долбанув пигмея по лбу, Гефест подошел к деве в ковбойской шляпе, вокруг которой туристы и толпились, как цыплята возле наседки.
Глядя девице в глаза, Гефест сказал:
— Вы потеряли одного своего.
Как это всегда с людьми и бывало, глаза девы на мгновение остекленели, а потом она рассыпалась в благодарностях, перехватывая бессознательного Гора за плечи и едва не целуя в клочковатую макушку. Остальные туристы взглянули на нее с недоумением, но Гефест, мрачно фыркнув, усилил воздействие.
И пигмея едва не на руках затащили в автобус и даже усадили рядом с окошком.
Дева в ковбойской шляпе нежно созвала остальных туристов, мол, уезжаем. И преисполненный добродушия, вызванного отъездом пигмея, Гефест сказал:
— Когда проснется, у него голова будет болеть. Налейте ему, что ли, кофе тогда.