Сначала была Тишина. И если он был, то был голосами в этой тишине. И был он слухом, улавливающим голоса.
Зовущие будили его, наполняли тишину звуком его имени до самых краёв. И если он был, то был именем.

- Пациент примерно двадцати лет от роду. Признаки амнезии. Иностранец.
- Откуда?
- Аллах его знает. Язык какой-то непонятный. Пытались читать ему фразы из разговорника, так он ни на что не реагирует.
Доктор Дайяна Белл задумчиво накручивала тёмную прядь на палец. Ей было тридцать восемь лет, она лишь недавно получила эту должность и слишком поздно поняла, что значит быть женщиной-врачом среди мусульман.
- Реакция зрачка нормальная? – спросила она, – Коленный рефлекс и остальное проверяли?
- А как же, - уверенно заявил её помощник, рослый араб с челюстью Шварценеггера и улыбкой диснеевского Аладдина, - Отклонений нет.
- Значит поражение не органическое. Что ж, Анвар, пусть кто-нибудь запишет его речь на диктофон и отравит в институт. Когда они разберутся с языком, найдём переводчика. Может быть, парень что-то помнит.
- Будет сделано, - шутливо прищёлкнув каблуками, козырнул Анвар.
Она улыбнулась. Доктор Белл была ему благодарна как одному из немногих, кто воспринимал её всерьёз.

Голоса несли с собой страдание. Это были не те же голоса, что полнили тишину своим живительным отзвуком. Эти – не знавшие его имени – могли лишь кричать от страха, боли и негодования. Но были и другие, бессильно молчавшие, в десятки раз страшнее первых.

- Как там Джон Доу?
- Кто это ещё?
- Джон Доу, так у нас в Англии называют неизвестных.
- А я думал это твой новый английский дружок.
- Анвар, прекрати. Сколько можно это продолжать.
- До тех пор, пока ты не согласишься выпить со мной кофе.
- Я же уже сказала, что я против служебных романов. Так как он?
- Ведёт себя беспокойно. Всё время шатается по палате, заламывает руки, пытается заткнуть уши. Ночью не спал.
- Слуховые галлюцинации? Плохо, похоже на шизофрению. А я думала, вернём парня домой целым и невредимым.
- Ну так?
- Давайте ему транквилизаторы, пока я не подберу нейролептики.
- Хорошо.
- Кофе. Завтра в семь у меня.

Эти люди поили его ядовитым сном. Существование разделилось пунктиром коротких смертей, каждая из которых становилась длиннее предыдущей. Пустота всё возвращала и возвращала его себе, тянула назад, услужливо смыкая над ним темноту. Теперь она полнилась тревожными голосами, тысячеголосым плачем.
И если он был тишиной, то она стала его молчанием. Молчание – могилой.

- Дайяна, пришли результаты лингвистической экспертизы, как ты просила.
Анвар бросил на стол папку, усаживаясь на стул для посетителей. Женщина оторвалась от бумаг.
- Что в них?
- Давай по порядку. Во-первых, язык коптский.
- Отлично, он же из Египта, верно? Не представлю, как парень в таком состояние пересёк границу, но…
- Во-вторых, это мёртвый язык.
Дайяна приподняла очки и потёрла переносицу. Затем посмотрела в окно.
- Просто скажи мне, что ты шутишь.
Анвар покачал головой. Доктор Белл уронила лоб на стол.
- Даже не синдром иностранного акцента, что само по себе было бы странно. У нас уникальный случай.
- Погоди, - воскликнула Дайяна, выпрямляясь так резко, что кудри вокруг её лица забавно подпрыгнули, - Коптский же используется до сих пор – в египетском христианском богослужении! Может этот мальчик сын священника, оттого и знаком с языком? Тогда он может говорить и по-арабски. Я пойду к нему, - вставая, решительно сказала она.
- Зачем? – скептически поинтересовался Анвар.
- Потому что я христианка.
- Какое это имеет значение?
- Иногда вера значит многое, - вздохнула Дайяна, обвив рукой его шею и ненадолго прижавшись, - Особенно, если моя теория на счёт сына священника верна. Тогда мы имеем дело с бредом на религиозной почве. Возможно, я смогу достучаться до него. Но для начала переведу на коптский и арабский цветовой тест Струпа. Через гугл.

Когда он попытался сопротивляться, его спеленали словно мумию: рукава схлестнули за спиной и заперли на замок. Белая материя пахла точно так же, как холодный мертвенный свет, что наполнял здешние помещения.
Кому они хотят принести в жертву его тело? Оттого ли кричат голоса в его голове, что их хозяев ждёт такая же участь?

Конечно, следовало подготовить всё лучше. Перевести пациента в специальный кабинет, напичкать успокоительными, поставить дежурить за дверью двух санитаров покрепче. Но это была её инициатива. На согласование ушло бы время. Да что там, она просто боялась, что её идею саботируют или поднимут на смех, как случалось не раз. Дайана смело шагнула в палату.
Он выглядел намного хуже, чем в момент прибытия в больницу. Даже хуже, чем она рассчитывала. Конечно, его побрили наголо, как требовала санитария. Но поднятые плечи, скупые, но резкие движения, слегка склонённая голова, пока он рассматривал вошедшую – нет, он не прятал взгляд, – не входили в план выздоровления.
Дайана тепло улыбнулась.
- Здравствуй, я доктор Дайана Белл, психиатр.
Этих слов требовал обычный порядок, даже если пациент не мог их понять. С другой стороны, если бы она знала, что эти слова станут её последними, то придумала бы что-нибудь поинтереснее.

С тех пор, как тишина в голове превратилась в молчание, он мог доверять только своим рукам. Не было вокруг ничего более реального, чем ощущения на кончиках пальцев, когда они шарили сквозь грубую ткань, в поисках того, что мешало освободиться.
Он тянул и рвал материю, слышал, как звякают металлические застёжки, слышал, как неохотно поодиночке трещат нитки. Эти звуки приближали его триумф, но он слушал их бесстрастно и продолжал своё занятие, не прерываясь на отдых.
Потому что голоса несли эмоции – не его, чужие. Не говори с ними, не подкармливай. Поддайся он своим чувствам – больше никогда не сможет отличить одни от других. Утонет. Бездна разорвёт его. И он сосредотачивался на более реальных ощущениях, например, боли в плечах, сведённых до судорог, и боли в пальцах, сминающих железные петли.
В момент, когда женщина в белом пересекла порог, глухо щёлкнул последний замок его смирительной рубашки.

Кошмарам было тесно во сне. Они прогрызали себе путь наружу, оставляя в сознании дыры с неровными краями, полные могильной темноты. И сыпались, сыпались оттуда песком, хищными жуками, шелестом вслепую скребущих жвал.
Он чувствовал ужас своей жертвы, когда убивал её, и не было худшего наказания.

Дайяна смотрела ему в лицо. Её шею передавили длинные рукава смирительной рубашки. Он встал так стремительно, что женщина ничего не успела предпринять. Ни отступить, ни закричать.
Она смотрела в лицо своему убийце ещё долго после того, как умерла.

- Доктор Белл, - позвал Анвар, нажимая на металлическую дверную ручку. Он улыбался. Раз она до сих пор не покидала палату, где беседовала с пациентом, возможно, её затея увенчалась успехом. Что ж, она заслужила это как никто другой.
- Переводчик прибыл. Дайяна?
Ответом была тишина. [AVA]http://s016.radikal.ru/i335/1406/ef/c51c24826cdc.jpg[/AVA][STA]Tabula rasa [/STA]

Отредактировано Imset (2014-08-03 00:59:31)

Тягучий смрад смерти заполнял комнату. Ощущение было новым, и оно его заинтересовало. Ему ещё не попадалось то, что  пересиливало крещендо чужих душ, бушевавшее внутри головы, сводя его до простого белого шума.
Без голосов он чувствовал себя опустошённым, потому что нечему было занять их место. Он постарался сконцентрироваться на смерти. Труп женщины у его ног стремительно терял присущий ей запах обиды, смелости и негодования. Возможно, она не заслуживала быть убитой. Она пришла как одна из стражников, держащих его взаперти, но не принесла в душе ни капли зла.
Сейчас её душа освобождалась. Спокойствие пустоты, стекавшей на место улетучивающейся субстанции, завораживало. Смерть показалась ему такой же знакомой, как собственное имя. Она обволакивала его, несла утешение, словно родному дитя.
… В тот миг, когда открылась дверь, Имсети рванул вперёд, движимый хищным желанием ещё раз ощутить близость смерти.
И остановился. Занесённая рука застыла на расстоянии одного выдоха до цели, напротив лица чужака – он метил в глаза. Пальцы навесу мелко дрожали от напряжения. Огромных сил стоило убить, но ещё больших вовремя остановиться.
Он поборол инерцию и убрал руку.
Остановиться до того, как быть остановленным. Существо, пересёкшее порог, было сильнее.
В том, что это существо не человек, не оставалось сомнений. От людей всегда исходило слабое сиянье непроходящей усталости, похожее на сумрачный серый свет, на вечерний дождь. Ощущение тяжелело со временем. Это было нечто, вроде печати смертности.
У вошедшего аура была совершенно иного качества. Она не содержала ничего похожего на свет или тяжесть. Скорее буря за закрытой дверью, чем дождь. Все остальные ауры терялись в тени её мощи, как будто почтительно отходили на задний план.
Он не удивился тому, как равнодушно незнакомец окинул взглядом труп, да и его тоже. Но от напевного звука древнего языка его глаза непроизвольно расширились. Он вскинул голову, внимательно рассматривая вошедшего.
Чужак попросил назвать себя.
Имя? То, что голоса нашёптывали ему в пустоте мироздания, то, что отзвуки беспокойных душ пытались отобрать. Имя, единственное, что у него было, и он не собирался так просто с ним расставаться.
Амсет. Ему страшно хотелось произнести это слово, попробовать его на вкус, как будто звук воплотил бы его и сделал сильнее. Но нельзя. Он не знал, кому принадлежало это имя. Возможно, оно влекло за собой из прошлого вереницу поступков, событий и решений, словно нитка бус, по одной вытягивающая жемчужины из тёмных вод. Возможно, оно не значило ничего.
- А как ты думаешь, кто я? – наконец с вызовом ответил он.
Ядовитый адреналин постепенно оседал в крови. Дышалось теперь легче, но чаще. Кончики пальцев похолодели. В разум снова проникали голоса извне. [AVA]http://s016.radikal.ru/i335/1406/ef/c51c24826cdc.jpg[/AVA][STA]Tabula rasa [/STA]

Отредактировано Imset (2014-09-11 20:31:59)

Имсет с любопытством посмотрел на незнакомца. Люди явно не вызывали у того тёплых чувств, но, возможно, бросая взгляд на человечество с высоты своего презрения, он недооценивал их. Если люди восстают против богов, обычно проигрывают последние. Имсети не знал, откуда у него такая уверенность. Однако его забвение было прервано волей зова, исходившего от людей, и, вероятно, когда-то началось, потому что зов иссяк, если, конечно, оно вообще имело начало.
Исмет закатил глаза. Ну естественно, как всё просто. Слишком.
- Пойти с тобой, чтобы меня убил ты? – он вымученно улыбнулся.
Этот бог был горд и насмешлив. Энергия, исходившая от него, походила на зубную боль. Пусть силы двух божеств не равны, но имеют единую природу. Покориться его воле было хуже, чем потерпеть поражение от людей. А люди хотя бы не просили им довериться. Каким-каким, а покладистым себя Исмет не ощущал. Всё внутри кипело.
Склонившись над женщиной, следов присутствия которой как будто почти не осталось в комнате, он надавил ей на веки большим и указательным пальцем, опуская их. Сопротивляясь, она чудом не выцарапала глаза ему самому. Её длинные отточенные ногти располосовали его щёку. Сейчас под ними застыли неприятные на вид бурые полукружия. Имсет снял её прямое белое одеяние – он видел, что все его «стражники» ходили в подобном, а значит оно могло пригодиться.
Сет стоял слишком близко к выходу. Поднырнув под его локтем, Амсети сам очутился у двери, но так и замер, не коснувшись ручки. Он наконец-то  почувствовал человека, разозлившись на себя за то, что не обнаружил его присутствие раньше. Ладонь висела над гладким металлом, слегка пульсируя от воспринимаемой энергетики. Поверх человеческой ауры ясно читалась печать энергии Сета.
Имсет понял, что не был достаточно честен с собой: ему не справиться в одиночку. Приступ силы, подаренной страхом, смазывался. Страх дарует освобождение ненадолго, гораздо лучше у него получается сковывать пленника. А драгоценное время было упущено из-за того, кто назвал себя Сетом. Из-за его ауры, заслонившей всё прочее от восприятия Имсета, словно голову того погрузили под воду.
…И хотя голоса остались, жужжа, как улей, – назойливые, вызывающие мигрень, но безвредные – они больше не прокатывались по черепу опустошающим грохотом. Имсет изумлённо прислушивался к ощущению. Он не оставался наедине со своим разумом с тех пор, как Тишину пробили первые звуки зова.
Если божественная аура экранировала воздействие человеческих эмоций, то стоило держаться к эпицентру поближе. Потом, возможно, сбежать от одного бога будет не легче, чем от сотни людей. Но главное что сейчас ему больше не хотелось раскроить себе череп.
Имя Сета ничем не отозвалось в его душе, но, пожалуй, теперь обмен мог считаться равноценным. Он коротко произнёс:
- Амсети. Я принимаю твоё предложение. [AVA]http://s016.radikal.ru/i335/1406/ef/c51c24826cdc.jpg[/AVA][STA]Tabula rasa [/STA]

Отредактировано Imset (2014-08-03 01:00:17)

На свете существуют тысячи тончайших оттенков эмоций и не для каждой есть название. Имсет различал их все. Как изменение температуры воздуха, как цвета, перетекающие один в другой, и в то же время намного сложнее. Поэтому ему не надо было видеть лицо Сета, чтобы оценить его реакцию. Смешавшиеся оттенки изумления, злорадства и торжества дали бы для описания нужную краску.
У них было кое-что общее. Недомолвка, как будто каждый, смотря в глаза другому, говорил «я знаю то, чего не знаешь ты». Сет лгал, Имсет знал об этой лжи. Ложь так же влияет на эмоции, как попытка подавить их или выдать за иные. И это был его единственный козырь, потому что он всё равно не мог указать, когда конкретно Сет сказал неправду. Быть может,  пообещав отпустить. Что ж, в таком случае хорошо быть тем, кому нечего терять, кроме собственной шкуры.
А сын, защитник и покровитель – эти регалии звучали как насмешка. Монетки, падающие в тёмные воды фонтана забвения, не более. Имсет выслушал их с холодным равнодушием.
Зато внезапно положенная на его плечо рука отозвалась тысячью раскалённых иголок, весёлым галопом скачущих вверх, к основанию затылка. Ощущение было не то чтобы неприятное, но Имсет ощерился и прошипел:
- Не делай так.
И тут же выскочил за дверь.
Плана как такового у него не было. Да, он накинул на плечи халат, оставив в палате подле трупа «орудие преступления» - робу с длинными рукавами, которую на него натянули прямо поверх одежды. Одежду ему также выдали по прибытии, и насколько он мог судить, она ничем не отличалась от повседневной человеческой, благо что была ему велика, как верблюжья попона. На самом деле затеряться в толпе он даже не надеялся. Располосованную щеку пекло, будто нагретую солнечным светом.
Слева от двери, священной статуей пред входом в храм, возвышался рослый человек со смуглой кожей и стеклянным взглядом. Это его Имсет почувствовал лишь в последний момент. И, ах да, это его он укусил в первый же день знакомства, когда свежевоплощённого из небытия бога (и по совместительству новоприбывшего пациента) без лишних церемоний взяли за шкирку и повели смывать традиционный египетский макияж глаз. Амсети тогда обогатил древний язык несколькими изощрёнными оборотами, жаль никто из присутствующих не мог оценить их по достоинству.
Имсет с любопытством помахал перед лицом мужчины ладонью. Потом повернулся к Сету.
- Послушай, я благодарен тебе. И я не отказываюсь от платы за помощь. Но что за…
На плечо вновь легла рука. Касание не вызвало прежней реакции. Да и не Сет это был.
Взгляд Имсета пополз вверх по белому рукаву. Подниматься пришлось долго. На том конце он столкнулся с сурово нахмуренными бровями Анвара. [AVA]http://s016.radikal.ru/i335/1406/ef/c51c24826cdc.jpg[/AVA][STA]Tabula rasa [/STA]

Отредактировано Imset (2014-08-03 01:00:31)

Огромный человек даже на вытянутой руке мог поднять его над землёй на пару дюймов. Сквозь прикосновение энергетика текла непосредственно внутрь, как в пустой сосуд, и Имсет почувствовал: не отступившая ещё затуманенность разума, лёгкие покалывания беспокойства, решительность, запечатлённый теплом образ той женщины, что сейчас лежала мёртвой за толстой стеной. А злости не было. Это удивило бы Имсета, если бы у него оставалось время подумать.
Распространяющийся холод смерти он почувствовал раньше, чем что-либо отразилось на лице мужчины. Потом тот упал, почти бесшумно.
Амсети встретился взглядом с Сетом. Во все стороны от него расползались тёмные щупальца силы. Они чувствовались легко, как порывы горячего сухого ветра, хотя не касались кожи, и он не мог сказать, сколько энергии расходуется на каждый. У них словно бы не было направления, они вторгались в мир, слепо ища душу, которую могли окутать. И находили. Повсюду.
Фантомные голоса, гудевшие неприязнью и усталостью, вдруг начинали злобно шипеть, плюясь от ярости – это значит, прикосновение Сета настигло ещё одно сердце. Люди вокруг сходили с ума, внезапно начинали кричать на кого-то или на себя самих. Седой мужчина в бессилии царапал собственные глаза. Им правил обжигающий, как глоток расплавленного свинца, стыд: он пришёл сюда забрать дочь-наркоманку и теперь убьёт её, и её мать, а потом себя... Справа молодой врач завалил на пол пациентку, её тело встречало удары с глухим звуком. Но ненависть женщины была сильнее – достаточной мощи, чтобы сомкнувшиеся челюсти с хрустом раздробили сухожилия его шеи…
Многих из них Имсет не видел, но слышал всех. Это было неизмеримо хуже того, что ему довелось пережить прежде. Его разум пылал от боли, причиняемой друг другу людьми – вся она скапливалась в нём одном, как будто он находился на дне воронки, заполняемой их злобой. И не было возможности увернуться ни от одной капли, и не было сил держать голову над поверхностью.
Очерченная божественной аурой фигура Сета сияла среди хаоса, по-хозяйски невозмутимо взрезая его скользящим движением. Несмотря на творящееся вокруг Имсет всё ещё чувствовал Сета более отчётливо, чем отдельных людей. Ослеплённому, ему оставалось только одно – двигаться вперёд, ориентируясь на ощущение, как на путеводный свет. Следовать за ним и пытаться понять, наказание это было или случайность?
Когда они покинули стены мрачного здания, Имсета едва держали ноги. Он оступался раз в два шага и дрожал, как струна. Вакханалия, отсечённая захлопнувшимися за спиной дверьми, слышалась всё слабее. Пустота вновь приливной волной заполняла его тело и разум. Если бы было хоть что-то, кроме неё, его бы вырвало.
Сердце Имсета почти восстановило темп, когда Сет заговорил. Предупредил, что не стоит сбегать прямо здесь. Прозвучало угрожающе. Имсет нехотя повертел головой, успевая увидеть дома, держащиеся один на другом и крошащуюся от засухи землю. Тут было много пыли, как будто время и ветер медленно, слой за слоем, снимали её со всего, что попадалось им на пути. Позади человеческой вони ощущался тонкий, почти изысканный аромат ржавчины.
«Ты долбаный психопат» - злобно подумал Амсети. Древний язык не знал таких слов, но Амсет сумел подобрать настолько удачную замену, что смысл не искажался. Хотя в оригинале было две строчки и красочные эпитеты, сравнивающие мозг Сета с тухлым дерьмом крокодила.
Был ли он с самого начала не прав, решив, что Сет не знает о сущности его способностей? На истерику не оставалось сил. Возможно, это спасло ему жизнь.
Собравшись с духом, он произнёс, и голос его звучал тихо:
- Мне не известно о чём ты говоришь. Я не помню ни города, ни имён, названных тобой, и не помню тебя. Если ты считаешь, что я увидел недостаточно, то я пойду с тобой. Но ты уже преподал мне урок. Прошу, когда решишь, что я усвоил его, оставь меня там, где нет людского шума.
Перечить он не решился, осмелился только просить. Протянутая рука Сета была горячей. Холодные пальцы Имсета, онемевшие и до этого ничего не чувствовавшие, свело судорогой. [AVA]http://s016.radikal.ru/i335/1406/ef/c51c24826cdc.jpg[/AVA][STA]Tabula rasa [/STA]

Отредактировано Imset (2014-08-03 01:00:48)

Не надо было открывать глаза, чтобы понять: перемещение произошло. Шум в голове угас, как будто его задул повеявший сухой ветер, полный крупинок острого песка. Сам воздух преобразился, очистился от запахов, кроме запаха медленно идущей воды и звука её ленивых волн. Она господствовал здесь, предупреждая нарушителей территории, что вечно будет стоять за их спинами, следить за ними из тёмной глубины невидимым взором, пока они наконец не оступятся, чтобы тогда она могла принять их в свои объятья, смыкая над головой безжалостный простор вод. Река помнила, как в её честь зажигали огни, приносили жертвы, как когда-то славили её, почитали и боялись. Она с достоинством ждала возвращения былого. Река была терпелива, потому как вовсе не от людей зависела её сакральность, и даже время тут было бессильно.
Имсет ощущал всё это кожей: место, бывшее священным очень долго, – почти так же долго, как забытым, – не могло не откликнуться богам, которых оно взрастило. Он почувствовал себя хорошо – действительно хорошо, впервые за время, проведённое вне пустоты, отделившись от неё, став собой. Только о присутствии Сета постоянно напоминало ощущение, похожее на пробивающийся сквозь веки свет. Как сильно ни зажмуривай глаза, видеть его не перестанешь. Имсет уже почти привык к этому.
В порыве благорастворения он легко сдавал карты.
- Я слышу голоса человеческих душ, – он помедлил, подбирая слова, чтобы объяснить, – Как будто что-то среднее между звуком и запахом, и теплом. Когда я пропускаю их через себя по одному, они меня почти не задевают. Но если их много и они кричат, слышать их становится невыносимо.
Имсет с омерзением вспомнил людей с их неустойчивыми эмоциями и слабыми нервами, вечно испытывающих чувство вины. Наконец-то благословенная тишина настигла его: даже мысли с трудом оформлялись в слова, не осмеливаясь нарушить покой. Он знал, что не сможет обходиться одной только ею долго, но сейчас тишина представлялась ему самым желанным даром на свете.
Для ответа на второй вопрос подыскать подходящие слова оказалось сложнее. Амсети попытался понять, чего от него ждёт Сет, но потерпел неудачу, и это его разозлило.
- Сын Гора и защитник Осириса, - откликнулся он. Прозвучало едко, хотя Имсет не хотел огрызаться. Просто в случае эмоций и всего с ними связанного он оставался сторонним наблюдателем, не умея толком высказать свои – он презирал их.
На самом деле он смутно, но осознавал свою сущность. Помимо плоти, крови и ломких костей было что-то объединяющее, более древнее, нечто того же рода, что несла в глубине своих волн река. Словно стихия, которая никогда не собирала воедино всех осколков, продолжая жизнь в нём, в Сете, в этом месте…
Но необходимость выразить это в словах ставила его в тупик, как послушную собаку, которой подали незнакомую команду.
- Да, – уже мягче сказал он, – Да, я понимаю, кто я.
Краем глаза Имсет засёк движение. По песку торопливо пробирался маленький скорпион. Имсет присел на камень, осторожно ловя в ладонь прозрачно-янтарную тварь.
- Ты был удивлён, услышав моё имя, - как будто обращаясь к скорпиону, сказал он, - Удивление – это холод здесь, - он указал рукой на нижнюю границу рёбер, - И жар вот здесь, - рука поднялась почти до горла, - Думаю, это значит, что мы были знакомы прежде.
Имсет взглянул на Сета снизу вверх и попросил:
- Ты знал моих родных? Расскажи мне о них.[AVA]http://s016.radikal.ru/i335/1406/ef/c51c24826cdc.jpg[/AVA][STA]Tabula rasa [/STA]

Отредактировано Imset (2014-08-03 01:01:11)

Пока голос Сета размеренно тёк, слагая повествование, дробясь на слова, проникая в голову звуком, Имсет погружался в какое-то оцепенение... Он слушал, но не слышал. Не мог сосредоточиться, сбившись ещё на третьем поколении родственных связей, и несколько раз полностью терял нить, но не переспрашивал. Ничего не откликалось в памяти, сколько он не старался уловить что-нибудь похожее на всколыхнувшиеся воспоминания. Как же глубоко они похоронены, если даже пересказ событий былых времён не способен что-либо тронуть в его душе. Досадное бессилие подкреплялось честностью Сета: хотя он излагал правду, толку в ней было не более чем в выдумке. Если ложь изливается толчками, как пульсирующий поток крови, то речь Сутеха ложилась мягко стекающим мёдом. Амсети попытался оценить это по достоинству, вместо того, чтобы злиться, но не смог.
Его бесплодные старания пробиться сквозь пустоту походили на просеивание через пальцы всех песков пустыни, в надежде найти тысячу лет назад оброненный там ключ. Пустыня была в голове, и пустыня была вокруг.
Внутри него всё молчало. И мир снаружи молчал. Тишина давила и распирала одновременно, делая его телесную оболочку непрочной, эфемерно-тонкой, как луч света – как будто от неё на самом деле не осталось ничего, кроме воздуха.
Скорпион в руке шевельнулся. Его шаги ощущались как мелкие острые удары по коже. Вздрогнув, Имсет машинально стряхнул тварь на землю. Он понял, что отключился, но не знал, как давно. Сет всё продолжал рассказ, – как он и обещал, монолог вышел долгим – вероятнее всего, он даже не заметил, что лишился внимания слушателя. Хорошо, если так. Мерзкое чувство отсутствия, почти развоплощённости, пугало. Чтобы не дать себе снова потерять концентрацию, Амсети пришлось вцепиться взглядом в лицо Сета: замечать натянувшиеся уголки рта, рассматривать прозрачные тени, падающие под скулой, улавливать расширение зрачков. Слабое тёплое сияние ауры подтверждало каждое сказанное слово, реагируя на воспоминания очевидца изменением контура. Если бы не это, повествование казалось бы абсолютно монотонным, а Сет, зачитывающий историю с пыльных страниц времени, подозрительно спокойным.
- Разве важно, что я думаю, - хмыкнул Имсет, когда пришло время обозначить свой выбор стороны. Он закрыл глаза, чтобы переключиться с восприятия визуальных образов.
Мир никак не хотел умещался всего в двух понятиях Света и Тьмы, не хотел дробиться и укладываться в них, размывая всякие границы полутенями. Понятия о принципах и благородстве сейчас были для Имсета такими же чуждыми, как история, полная вражды за трон и мести. Единственное, чем он мог руководствоваться, это простым до низменности, зато понятным желанием выжить, исходящим прямо из спинного мозга. И даже если возраст богов исчислялся тысячами лет, всё, что прожил Амсет – несколько дней в стенах психбольницы. Вряд ли у него получилось бы распланировать будущее на более длительный срок.
- Ты прав, мне нужна твоя помощь, - легко согласился он, вставая и занимая место прямо перед Сетом. По идее надо было смотреть ему в глаза, говоря то, что он собирался сказать. Но взгляд то и дело приманивала широкая сверкающая полоса реки, лежащая за плечами Сета.
- Если ты позволишь остаться подле тебя, до тех пор, пока это будет необходимо, то я буду выполнять твои приказы и следовать за тобой, покуда не посчитаю нужный уйти, - он произнёс формулу бесцветным тоном, никак не выделив последнюю часть фразы, оставляющую ему возможно единственную лазейку. Зато после этого едва сдержал ухмылку, - А сейчас, прошу, просто пойдём в воду, а?
Всё, чего Амсет на самом деле хотел, отчаявшись отыскать потерянные тысячелетия, это провести своё «сейчас» так, чтобы почувствовать себя живым, наполнить пустую оболочку движением, ощущениями, новой информацией. Больше не отключаться, не оставаться телом, начинённым пустотой, как игрушка опилками. Плевать на то, что вокруг «сейчас» толпились бесконечные «до» и «после» – плевать на то, кем он был когда-то. [AVA]http://s016.radikal.ru/i335/1406/ef/c51c24826cdc.jpg[/AVA][STA]Tabula rasa [/STA]

Отредактировано Imset (2014-08-03 01:01:32)

Предположение о том, что воды реки освежат его память, промоют мозги и заново вдохнут в них мысли, выглядело заманчиво. Хотелось бы на это надеяться, но он не смел. Вряд ли древний Нил будет настолько щедр, его не могли волновать такие простые сферы. Он сам был словно бог над богами.
Однако даже Нил не уберёгся от влияния людей. Дерево и камень, медь и глина – все они были одинаково послушны людям и природе. Прежде вещи, которые делала рука человека, отслужив, мирно уходили в землю, из которой пришли. Нынче орудия, созданные сплошь из гладких ядовитых материалов, предпочитали оставаться на поверхности, где яркими пятнами напоминали о том, что человек рано или поздно убьёт всё, чего касался. Даже это место, стёртое со всех карт, выровненное в единую гладь, где не обо что споткнутся глазу, на деле полнилось осколками людских изделий, которые приносила сюда река в своих объятьях или на ходу роняли путники в песок.
Сет выудил из кармана Амсети предмет, раньше принадлежавшей женщине, чей халат теперь покоился на плечах божества. Предмет был похож на обработанный обсидиан, тяжёлый четырёхугольный и чёрный, но прежде чем Имсет сумел разглядеть что-либо ещё, «камень», пройдя по высокой дуге, ударился о воду и скрылся. Несколько мгновений Имсет наблюдал за точкой в паре десятков футов от берега. Ребристые волны не оставили расходящимся кругам шанса обозначить её точнее, но он запомнил место итак.
Когда обзор перекрыла длинная спина Сета с проступающей цепочкой позвонков, Имсет двинулся следом. Сперва вывернулся из халата, как будто тот хватал его и пытался удержать, потом закинул руки назад и стащил через голову странную, незнакомого покроя одежду, не имеющую застёжек.
Вода приняла его безразлично, зато ил с хищным удовольствием заглатывал ноги по щиколотки. Привыкнуть к холоду не составило труда, хотя резкий контраст между обжигающим воздухом и мутной водной прохладой прошёлся по коже острыми иглами. Едва ощутив их, Имсет понял, что ждал именно этого. Чувство, показавшееся знакомым, населило пустоту. Он вновь взглянул в глаза бездне – чтобы непременно растворить в ней, потому что она была сильнее него. Но в этот раз мир оказался сильнее бездны.
Не успев ничего понять, Амсети лишился слуха, зрения и возможности дышать. И только вода со всех сторон шумела, словно обретая голос. Ил лизнул локти и спину, вовсе не собираясь помогать восстанавливать равновесие. Спустя множество долгих мгновений Имсет выбрался из  речной пучины, перемежая кашель смехом и цепляясь за единственное, что способно было удержать его вес – за Сета. Что характерно, из воды он вылез перемазанный чёрной глиной и зелёной мутью, щедро поделившись ими с Сутехом в качестве своеобразной мести. И вновь он почувствовал к нему благодарность: за быть может невольное предотвращение потери контакта с реальностью и за искры беззлобного веселья, наполнившие его ауру.
- Нет уж, я ещё здесь не наигрался, - хрипловато ответил Имсет. Радуясь восстановленному дыханию, он отзеркалил ироничную улыбку Сета. Развернулся, мельком оглядел сверкающую рябь, выбирая направление, и нырнул вглубь. Мутная вода щипала глаза взвесью песка и водорослей, делая зрение практически бесполезным. Он наугад шарил по дну ладонями. Без воздуха обходиться оказалось довольно просто, но всё же грудь и горло четырежды сдавливало удушье, приказывая всплыть, прежде чем в перебранной донной жиже обнаружился четырёхугольных предмет  правильной формы. Имсет едва не упустил его, толкнув пальцами внутрь податливого ила.
Вынырнув, Амсети перебрался из воды на мель, где мог встать, чтобы осмотреть находку. Его глазам предстала отполированная со всех сторон поверхность. Что-то подсказывало, что вещица, не являющаяся ни зеркалом, ни шкатулкой, хранит какой-то секрет. Он с досадой обнаружил, что не может её открыть. Потеряв интерес, Амсет уронил штуковину себе под ноги. На такой незначительной глубине её даже можно было разглядеть в виде тёмного пятна под толщей воды.
Эта река оставалась величественной только снаружи, внешне. Но, если она была полна мусора, а сама вода её была отравлена, также ли важна была картинка, как действительность, могла ли она заставить с собой считаться? Может быть, нечто до боли похожее творилось и с человеческими богами. Что если человечество само нещадно увечит их, великодушно оставляя внешний лоск, покрывающий безумие?
Имсет криво усмехнулся.
- Сет, твой дом теперь в руинах, зачем ты пережил его? Что удерживает на земле богов, от которых отвернулась их собственная земля? Мы не сберегли её и заслужили забвение. Почему мы оба живы?[AVA]http://s016.radikal.ru/i335/1406/ef/c51c24826cdc.jpg[/AVA][STA]Tabula rasa [/STA]

Отредактировано Imset (2014-08-03 01:02:06)