Есть в амазонских лесах места, которые аборигены зовут «садами дьявола»: они уверены, что там обитает злой дух Чуллачаки. Этому духу посвящено собственное дерево, и только оно может расти в садах: Чуллачаки оберегает его, и всякого, кто посягнёт на чистоту сада, ждёт страшная и мучительная смерть.
Дерево действительно росло, и действительно только одного вида – муравьи, облюбовавшие его, убивали остальную растительность, чтобы ничто не мешало их партнёру выживать. Вот так люди поклонялись злому духу, а муравьи – доброму дереву. И как Ра мог пройти мимо места, где вера была столь крепка?
Этот Чуллачаки оказался презабавным типом с весьма развитым чувством юмора и тонкой душевной организацией: сначала он плевался в Ра ядовитыми дротиками, потом развесил по джунглям ловушки, а сегодня натравил на него анаконду. Творческая, разносторонняя натура.
Ра же придерживался мнения, что где есть злое божество, найдётся место и для доброго, и с присущим ему благородством взял эту обязанность на себя. Ему тоже нужны были муравьи, которые уничтожат остальные деревья в лесу.
Анаконда была приручена – он всегда находил общий язык со змеями; ловушки вовремя замечены, а что до дротиков, так в джунглях очень удобно уворачиваться от них. К вечеру он возвратился домой усталый, но довольный собой.
Плотная стена зелени, обступавшей поляну с хижиной, зашевелилась, и появился высокий, крепкого сложения мужчина: лицо его было покрыто загаром, светлые, выгоревшие на солнце волосы на затылке стянуты кожаным шнурком. Одежда максимально закрывала тело – камуфляжные штаны были заправлены в высокие ботинки, длинные рукава переходили в перчатки с обрезанными пальцами, за плечом была сумка, а на поясе – фляга. В общем, весь его внешний вид говорил о том, что он – не новичок в джунглях. Лицо было покрыто потом и пылью, из-под которых при виде Гора засияла широкая улыбка. Сделав несколько шагов от ограды, Ра опустил сумку на землю и развёл руки в стороны, приближаясь к Гору.
– Не оставит, не оставит, – отмахнулся от чинного приветствия, сжимая юношу в крепких объятиях. Похлопал по спине, отстранился, но всё держал за плечи обеими руками, словно не мог насмотреться.
– Привет и тебе, сын, – Ра давно оставил попытки разобраться в собственной генеалогии, так что для удобства называл всех египтян сыновьями и дочерьми.
Он кивнул на дом и хитро прищурился:
– Не рискнул туда зайти? Правильно сделал, Шая не любит чужаков. Странно, что она не прогнала тебя и отсюда. Пойдём, ты верно устал от дороги. Джунгли жестоки к тем, кого не знают, и путь, должно быть, выдался трудным.
Он легко подхватил с земли сумку, подошёл к хижине – примитивному строению из четырёх стен и крыши. На двери не было ни замка, ни засова – Ра открыл её и первым вошёл внутрь. При его появлении в дальнем конце единственной комнаты возникло движение: на топчане, заменявшем кровать, лежал ягуар – взрослая особь, занимавшая едва ли не всю постель. Зверь грациозно поднял голову, янтарные глаза посмотрели на Гора, лениво впрочем, после чего голова опустилась на лапы и ягуар вернулся к потревоженному сну.
– Красавица, правда? Три раза пыталась меня убить, а потом мне надоело лазить по деревьям и я решил, что мы станем друзьями. Чувствуй себя как дома.
Он поставил сумку в углу, плотно закрыл дверь и проверил москитную сетку, опутывающую окна. Проходя мимо постели, потрепал Шаю по голове, а та спросонья попыталась цапнуть его за руку – скорее для шалости, чем от желания навредить. Потом Ра стянул через голову рубашку, обнажив такой же плотный загар, что и на лице. Снял и перчатки, умылся в медном тазу, после чего достал наполовину опорожнённую бутылку и разлил тёмную жидкость по алюминиевым кружкам. При этом не переставал говорить:
– Я влюбился в эти джунгли сразу. Здесь блаженная дикость – нет ни дорог с покрытием, ни магазинов, ни ресторанов, ни водопровода, ни электричества. Единственная энергия – солнечная, единственные люди – дикари да редкие путешественники. Местные жители теперь очень чтут владыку солнца Рэа – днём он оберегает их с неба, а по ночам бродит в лесу, обернувшись ягуаром, – он заговорщицки подмигнул. – Мой старый приятель профессор Лоуренс в восторге роет землю и пишет статьи о контактах между Древним Египтом и ранними американскими цивилизациями. Даже нашёл путь, которым сюда могли приплыть наши ребята. Ничего, пускай ищет – глядишь, найдёт ещё что-нибудь интересное.
В этом месте он добродушно рассмеялся и протянул Гору одну из кружек. Выпили.
Ра налил себе ещё, сел на топчан, подвинув Шаю, и внимательно посмотрел на Гора. Впервые за время встречи на его лице не было улыбки – только задумчивость. Когда он заговорил вновь, голос был серьёзен.
– Итак, скажи мне, владыка небес, что визит этот никак не связан с твоим приятелем Сетом.
Ягуар завозилась сбоку, положила голову ему на колени, и Ра привычным, безотчетным движением почесал её за ухом, как какую-то домашнюю кошку.

Отредактировано Amun-Ra (2014-06-24 14:53:10)

[AVA]http://savepic.ru/5231327.gif[/AVA]

С каждым словом, что покидало рот Гора прежде, чем он его обдумывал, лицо Ра мрачнело – словно туча заслонила солнце и бросила свою тёмную тень между двумя богами, чья встреча начиналась так светоносно.
Осирис. Исида. Анубис. Хатхор. Себек. Их глашатаем стал Гор.
– Вы сговорились прежде, чем ты пришёл ко мне. Обсудили за моей спиной, – в его тоне прорезалась угроза, в туче раздался раскат грома, но гроза была ещё далеко.
Ему было что возразить на каждое слово сына. Что однажды Ра уже доводилось вливать вино в пустую землю – так он спас человечество от грозной львицы Сехмет. Что о добре и зле говорят только католические священники, но никак не древние боги, которые гораздо древнее этих суждений, а значит, выше их. Что ласковый зверь не охраняет дом.
Но он молчал и не вступал в досужий спор. Ра смерил своего сокола тяжёлым взглядом, дожидаясь, пока тот утихомирит пыл, и только после этого заговорил.
– Не тебе судить, кто и чего заслуживает, кто достоин жалости, а кому в ней должно быть отказано. Из всех бессмертных ты больше, чем кто-либо, обязан Сету – без него не было бы тебя. В битвах с ним ты выковал свою силу. Я знал его другим.
Он помнил Сета защитником солнца, покровителем власти. Единственным, кто выступил против демона Апопа. Ра до сих пор видел его в Солнечной ладье, прекрасного и яростного. Это было так давно, что сам Сет, похоже, забыл, кем был когда-то.
Ра прикрыл глаза, словно события тех лет озаряли его изнутри лучами предвечернего солнца, ласкающего ладью Манджет, протянулись к нему сквозь века.
...Вражде двух богов не было конца. Гор считал, что трон Осириса и сан земного владыки по праву принадлежит ему. Но Сет не желал уступать власть добровольно. И вот, устав от битв, Сет и Гор обратились к суду богов – пусть Ра и его свита, решили они, вынесут приговор.
В Золотом чертоге они стояли перед властелином мира и ждали его ответа. Тот, Шу, Тефнут, Геб, Нут, Исида и Нефтида были здесь. Все они были на стороне Гора. Сторона Сета была пуста.
– Владыка, – молвил Тот. – Мы должны вынести решение, кто будет царём Севера и Юга.
– Справедливость – великая сила! – подхватил Шу. – Сотвори же справедливость, великий Ра! Отдай царский жезл и царскую корону Гору.
– Это миллион раз истинно, – согласился Тот, и остальные боги подтвердили то же.
Они радовались, полагая, что дело решено окончательно и многолетней распре Сета и Гора отныне положен конец. Радость их оборвалась, когда Ра произнёс в гневе:
– Почему вы судите и выносите приговор, не спросив, что думаю я? Власть надо отдать Сету. Гор слишком молод, чтобы быть царём.
Никто не ожидал, что владыка примет сторону Сета, и тишина накрыла Золотой чертог. Кто осмелится возразить властелину мира?
Сет смеялся, торжествуя, и смех его разгневал остальных богов. И он так никогда не занял трон брата, погубив сам себя.

После небольшой паузы, нарушаемой лишь звуками джунглей за окном – пением птиц, стрёкотом насекомых, шорохом листвы, – Ра открыл глаза и заговорил. Его лицо, словно высеченное из бронзы, было спокойным, немного усталым. Гроза прошла.
– Ваша с Сетом вражда тянется издревле и существует столько, сколько существуешь ты. Вы возненавидели друг друга в пустыне, среди жарких песков и обозримых просторов, где недруг был виден издалека; под палящими лучами солнца, которое высвечивало тени и не оставляло оттенков. Славное время, наше время. Оглянись вокруг. Разве пустыню ты видишь? Нет, Гор, этот мир – не пустыня. Это джунгли. Здесь за каждым деревом прячется враг, большой, как ягуар, или маленький, как малярийный комар. Его не увидишь издалека. Но укус каждого – и ягуара, и комара – может быть смертелен. Здесь деревья застилают небо и в некоторые места свет солнца не проникает вовсе. Вы могли враждовать в сытое, благоносное время. Но оно закончилось.
Что толку вспоминать былое, если его не вернуть? Посмотрите, до чего мы дошли, – говорил себе Ра, – я враждую с лесным духом за веру горстки дикарей, а ведь когда-то правил величайшем из земных царств.
Но если «горстка дикарей» даст ему силы, он будет за неё бороться. Если есть малейший шанс спасти одного из своих сыновей, пусть самого неблагодарного из них, – он защитит его.
– Мы живём в тёмном и опасном мире, дитя моё. Это не наше царство. У нас есть враги, которые готовы причинить нам зло. Мы не можем затевать войну между собой. Твоё своенравие было уместно дома. Но мы уже не дома. Когда-то я сказал, что ты слишком молод, чтобы быть царём. Пришла пора взрослеть.
Гора всегда обижало то, как остальные боги сносят проступки его заклятого врага, он видел в этом едва ли не личную обиду. Ра лишь надеялся, что века сгладили его гордыню.
– Позволь мне рассказать тебе кое-что о львах, сын мой. Когда на землю сходит засуха и голод, одинокий лев гибнет, но прайд живёт. В голодные времена мы обязаны защищать друг друга, охранять, делиться силой. Только сражаясь на одной стороне, вы можете победить. Ты нуждаешься в нём, а он – в тебе… А я нуждаюсь в вас обоих.

[AVA]http://savepic.ru/5231327.gif[/AVA]

«Время – не повод что-либо менять.» Будь ситуация менее серьёзной, Амон бы рассмеялся и предложил продать этот слоган какому-нибудь рекламному агентству. Однако у Гора была своя рекламная кампания, и её слоган звучал как: «Никакой поддержки Сету» . Это была очень старая кампания, длившаяся не одно тысячелетие, ставшая слишком привычной, чтобы Амон мог расстраиваться. Раньше он надеялся, что эти двое перестанут враждовать и обретут мир в своих сердцах, однако некоторые вещи, приходилось признать, остаются неизменными. Скорее уж Нил пустит свои воды прочь от моря.
Когда-нибудь ветер развеет пирамиды, вода размоет берега, а солнце испепелит жизнь – и там, между бескрайними водой и небом, между Гебом и Нут, будет летать сокол, посылающий проклятья на голову пустынного бога.
Лицо Ра становилось всё суровей по мере того, как Светоносный говорил: брови нахмурились, между ними пролегла глубокая складка, вокруг рта выступили желваки. Что-то блеснуло в глазах Гора – гнев? злость? Его несогласие было сродни неповиновению, и в этом бунтарстве он был слишком похож на своего врага.
Амон мог приказать ему, но не изменить ход мыслей – а что толку в послушании, основанном на одной лишь власти? Пустой звук, ничто. Власть от бога – так считали египтяне и были правы: кеметскими землями не правил тот, чьё правление не одобрял Амон-Ра. Фараон был либо рождён от Верховного земной женщиной, либо возведён им на трон и возвеличен в лучах воплощённого Солнца.
Но самого Ра на трон никто не возводил, он забрал его своим правом, которое постоянно отстаивал в череде претензий и борьбы за последователей: Птах оспаривал его первенство в этом мире, Мин называл себя создателем людей и богов, а сам Гор не сразу стал «верен светоносному Ра» – были времена, когда тот почитал Солнце своим. И что же?
Гор был прекрасен – каждая его черта, каждое слово были напитаны искренностью и страстью, которая бывает лишь у тех, кто верит в свои убеждения и готов за них умереть. Речи сокола находили отклик в сердце Амона, с ним хотелось согласиться, довериться – как он и просил – и исполнить каждую его просьбу. Это значило быть отцом.
Но для богов Ра был не только отцом – он был их судьёй, их царём, их лидером. А быть лидером – значит поступать так, как будет лучше всем вместе, а не каждому отдельно. Быть лидером – значит быть готовым к тому, что твои решения будут подвергать сомнению. Каждый бог, уверенный, что именно он знает, как лучше, будет оспаривать тебя, пытаться перетянуть на свою сторону, переубедить тем способом, который считает наиболее действенным. И стоит тебе хоть на секунду усомниться в своём решении, усомниться в правильности пути, который избрал, наступит конец. Для тебя. Для богов. Для всех.
Однако Ра ещё не принял этого решения.
Он следил за движением Гора внимательно, с болезненным любопытством, с которым муж подсматривает за изменой жены: в ту секунду, когда Гор коснулся пятнистого меха ягуара, Ра почувствовал себя преданным. Любовь к нему не подразумевала места для любви ещё к кому-то. Именно поэтому главой пантеона был не Птах, отцом богов – не Мин, а покровителем солнца – не Гор.
Это длилось секунду – всего лишь секунду, масляную, душную, жирную, как трупная муха. А потом Шая мотнула головой, выскользнула из-под руки Гора с грацией, доступной лишь кошкам, и мягкой поступью направилась к двери. Ра провожал её взглядом – возле него ягуар задержалась, мягко ткнулась мордой в ладонь, а после вышла из хижины. Хилая дверь медленно закрылась за ней, скрипя петлями; Амон-Ра повернулся к Гору. Слова, которые он сказал следом, были чёткими, словно резьба, и сверкали бронзой.
– Ты верно служил мне и не просил ничего, кроме справедливости. Вот моё решение. Сила не вернётся к Сету, пока вы сами не попросите меня об этом или же я не сочту, что она необходима пантеону для выживания. До тех пор я запрещаю тебе сражаться с ним. Пока Сет не вернёт себе силу, ты не убьешь его ни в битве, ни в миру.
«Возможно, это послужит ему уроком, – подумал Ра и тут же добавил, не в силах лгать самому себе: – Но скорее озлобит.»

Напряжение, возникшее было между ними, распалось. Ра улыбнулся, благосклонно склонил голову, принимая повиновение. Гор, при всём его упрямстве и честолюбии, всегда останавливался вовремя, и иногда Амону было даже любопытно, что случилось бы, пойди гордец до конца.
Гор считал, что Ра недолюбливает его, что слишком строг, слишком придирчив.
Когда Ра смотрел на него, то видел победителя. Он видел единственного, кто достоин быть конкурентом верховному богу, единственного, кому хватило бы таланта и мужества сместить его. Недаром в былые времена их культы оказались так близки, не случайно в Абусире почитали Ра-Горахти, поднимающегося с Востока бога. Когда-то победивший Сета герой был так силён, что стал для Ра угрозой. Воссев на престол отца, последний из царей-богов правил обеими землями Египта. Обласканный прочими богами, возлюбленный и герой смертных, он без труда заручился бы поддержкой и тех, и других. Первенство бога Солнца в небесном пантеоне пошатнулось.
Но Ра никогда не был скор на расправу.
Он возвысил древнейшую династию Гелиополя, и укреплённый Египет признал его Владыкой Вселенной. А Гор стал защитником этого царства, верным как небо. Его поражение в так и не начавшейся войне было и его величием: так отступать может лишь прирождённый царь, ведь хранить честь, когда ты силён и почитаем, когда это ничего не стоит, очень легко. Куда сложнее сделать это в дни испытаний, когда нужен лишь шаг, чтоб ступить на лёгкий путь, а небольшое предательство приведёт к победе.
Возможно, Гор и не был самым любимым из потомков Ра, но он всё же был любим.
– Моя дочь вернётся в мир бессмертных, когда наступит время, – он загадочно улыбнулся и шагнул навстречу Гору, чтобы дать благословение, о котором тот просил:
– Пусть Солнце освещает твой путь и ведёт сквозь тьму; пусть помыслы врагов выходят на свет, а неудачи твои скрываются в тени; пусть сила девяти богов пребудет с тобой повсюду. Так говорю я, владыка Солнца, и озаряю тебя своим светом.
Это были слова, и если вдумываться в слова, они теряют смысл. Сет был девятым богом, и его сила, утерянная теперь, никогда не станет помогать заклятому врагу. Но сила любого благословения, как и молитвы, не в словах, а в вере.
– И ещё одно.
Ра долго думал об этом. План, задуманный им давно, был скрыт от остального пантеона: для богов, как и для силы Баст, должно прийти время. Время, когда Египет вновь обретёт свою силу и вернёт себе исконное имя Та-Кемет, ещё не пришло, но Ра уже чувствовал его: грядущее величие протягивало из будущего свои пальцы, как восходящее солнце протягивает к холодной земле лучи рассвета. В этих лучах все они восстанут и обретут новую мощь. Пусть не через несколько лет и даже столетий, но у богов есть время и есть терпение. И есть будущее. А начнётся оно с темноволосого юноши с глазами цвета яшмы.
– Это не приказ, но просьба. В Египет прибыл мой сын. Я хочу, чтобы ты присмотрел за ним, сблизился и, когда наступит время, рассказал правду о его отце. Я приготовил ему великое будущее, но сейчас не могу сделать сам то, о чём прошу. Ты же воспитал много воинов, и никому больше я бы не доверил этого.
Ра приблизился к нему, положил ладонь на лоб и показал свои воспоминания: юноша с кошачьими глазами, чёрными непослушными волосами и загадочной улыбкой.
– Его зовут Люк. Он учится в Каирском университете – полагаю, Томасу Маршаллу будет нетрудно познакомиться с ним.
Верховный бог египетского пантеона привлекает внимание даже в джунглях. У Ра было много врагов, и чтобы они не стали врагами и Люку, он не хотел являться сыну раньше, чем возникнет необходимость.

[AVA]http://savepic.ru/5418791.png[/AVA]