[NIC]La Malena[/NIC][STA]Viva la Diva[/STA][AVA]http://se.uploads.ru/t/PKTOu.jpg[/AVA]Звезда Малены Росси вспыхнула на оперном небосклоне совершенно неожиданно и очень скоро затмила все прочие. Об этой женщине не было известно ровным счётом ничего, и о происхождении певицы придумывали самые невероятные версии. Кто-то говорил, что она бывшая прима "Метрополитен Опера", которая сбежала от маньяка-поклонника, сделав пластическую операцию. Кто-то говорил, что она - любовница директора театра, за которую из-за занавеса поёт кто-то другой. Но это были только предположения: Малена раз за разом отказывалась от встречи с журналистами, только подогревая и без того нешуточный интерес к своей персоне.

Хатхор увидела в сцене своё спасение. Богами в просвещённый век уже было некого удивлять, правили новые идолы - с экранов и с подмостков знаменитых театров. Так появился новый образ - Ла Малена, Малена Блистательная, любимица публики и критиков, предмет самой жгучей зависти и столь же страстной любви. Обожание зрителей придавало богине сил, и, став живым идолом, она стремительно набирала влияние. На примадонну едва ли не молились.
В октябре дирекция "Ла Скала" решила давать премьеру "Лючии де Ламмермур". Трагическая опера была полна сложноисполнимых арий, и синьор Донетти решил, что это превосходный шанс, чтобы повысить популярность театра за счёт Ла Малены. Сама певица нисколько не возражала: к тому, что ради неё с подмостков потеснили предыдущую Лючию, она отнеслась довольно равнодушно.

По всему Милану были расклеены афиши, реклама зазвучала едва не из утюгов. И потому синьору Донетти оставалось только подсчитывать прибыль, довольно потирая руки. За две недели до премьеры не осталось ни одного билета. Полный аншлаг!
- Bellissima donna! - соловьём разливался директор. - Principessa, bella diva! Ты должна выступить блистательно, просто блистательно!
Прима только улыбалась. Ей был смешон и этот маленький тщедушный человечек с седыми вихрами, воинственно торчавшими во все стороны, и вся эта суета вокруг премьеры. Конечно, она выступит блистательно. Хатхор умела заставить публику полюбить себя. Её беспокоило другое: "Лючию" готовили за рекордные сроки, репетиции длились целыми днями, и у Малены не было возможности навестить никого из родственников. С особенным ужасом она думала, что с бесценным супругом приключилось что-то ужасное, что происки Сета довели его до края могилы... ну и так далее. Хатхор дала себе слово, что сразу же после спектакля поедет навестить Гора. Даже багажа много брать не станет, поедет налегке. Пяти чемоданов должно хватить.

В день премьеры публика появилась на ступенях театра за три часа до представления. Холл затопило море букетов, и от цветочных ароматов у синьора Донетти очень скоро закружилась голова. Но он ликовал.
Когда зрители волной хлынули в зал, занимая места, директор обвёл взглядом ложи, полные известных и влиятельных персон, и в его глазах появились слёзы счастья.
В первом акте оперы Лючия так и не появилась, зато все остальные персонажи были представлены более чем подробно. Зрители начинали терять терпение, и синьор Донетти с ужасом увидел, как сидящий в пятой ложе мэр города зевнул, даже не прикрыв рот ладонью. Но увы, ускорить ход действия на сцене, бедный директор никак не мог.
Наконец декорации сменились, изображая лунную ночь, и на сцене появилась Лючия под руку с подругой. Зал зааплодировал, хотя певица ещё даже рта раскрыть не успела.
Зато потом...
Синьор Донетти обливался слезами практически беспрестанно, потому что публика перестала зевать и приклеилась взглядами к сцене. Магическое очарование голоса Ла Малены действовало даже на тех, кто в оперу ходил только для того, чтобы показаться в обществе.

Хатхор всегда действовала на публику. Когда-то давно, в лучшие времена, она могла заставить полюбить себя даже тех, кому она была ненавистна. Теперь же сил у богини хватило бы только на то, чтобы заставить вспыхнуть едва тлеющую искру. Этого было достаточно - через полчаса публика была полностью в её власти. Ла Малена царила на сцене, и безумная Лючия в окровавленном платье заставила рыдать не только впечатлительного директора.
Под конец представления охрана забеспокоилась, потому что градус народного обожания стал немного зашкаливать. Букеты гуськом поползли к сцене, хотя действие только близилось к финалу, а певица, изображавшая уже умершую Лючию, неподвижно лежала где-то у декорации. Трое охранников сдвинулись плечом к плечу и последние пять минут до конца спектакля простояли оцеплением. А потом в зале вспыхнул свет, и от грома аплодисментов опасно закачалась огромная позолоченная люстра.

Стражей порядка было уже не трое, а едва ли не дюжина, и поклонников они пропускали по одному. Ла Малена улыбалась ослепительной улыбкой, и никто из восторженных зрителей не видел, сколько в этой улыбке усталости. Букеты, "я вас обожаю, Малена!", букеты, "Малена, выходите за меня!", букеты, букеты, букеты...
Хатхор улыбнулась в последний раз и собралась уходить со сцены.

Отредактировано Hathor (2014-06-29 16:34:22)

[STA]Viva la Diva[/STA][AVA]http://se.uploads.ru/t/PKTOu.jpg[/AVA]Шло время, а зрители всё несли и несли букеты, уже толком не понимая, Малене они предназначены или ламмермурской невесте. Они были влюблены одновременно и в героиню, и в исполнительницу, искали благосклонности той и другой - в этом и был великий обман театра. К счастью, никто не видел, что маской была не только Лючия, но и сама певица  - у светской дамы Росси была улыбка, совершенно ей не подходящая. Улыбка женщины, помнившей несколько эпох и видевшей солнце, у которого было имя.
От льстивых слов и цветочных ароматов кружилась голова. Хатхор начинала уставать от людей, хотя именно они сегодня дали ей силу. От их восхищения, казалось, сгустился и стал потрескивать воздух, а аплодисменты перекрыли бы громовые раскаты. Богиня уже сделала шаг прочь, и охранники развернулись, чтобы сопровождать Ла Малену до гримёрной.

Голос остановил её. Голос, произнесший слова, предназначенный ей одной. Не Ла Малене, а Хатхор, супруге Гора. Он всё-таки пришёл, несмотря на то, что Томасу Маршаллу тут были совсем не рады и что опера не входит в список увлечений каирских студентов. Богиня впервые за вечер улыбнулась без притворства, как улыбалась сотни лет назад, и букет нежных нимфей показался ей самым прекрасным на свете. Все прочие цветы были тут же забыты, и фотокамеры немедленно запечатлели момент, когда прима бросила под ноги десяток флористических шедевров ради подношения какого-то маргинального типа. Тип не понравился ни одному поклоннику оперы, зато его сразу же полюбили репортёры, чувствуя, что за счёт нахального парня можно сделать сенсацию. И, возможно, даже не одну. Объективы были направлены на лицо Ла Малены, выслеживая на её лице хоть какие-нибудь проявления эмоций. Желательно ужас от столь самоуверенного предложения, но и простое удивление тоже прекрасно бы подошло.

Ей бы и вправду не помешал отдых. Хатхор почти смертельно устала, и в уголках тёмных глаз притаились едва заметные морщинки. Она никогда не выглядела слишком уж молодо, и её красота всегда была красотой зрелой женщины. Как напоминание того, что дочь Ра не только богиня радости и всяких тщеславных женских ухищрений казаться красивее, но и покровительница матерей. У матерей нет возраста, сколько бы лет им ни было. По этому поводу репортёры тоже прошлись бы с удовольствием, предвкушая жирные заголовки о "поклонниках не по возрасту" и о том, что капризные дивы всегда предпочитают тех, кто помоложе.

Для тех, кто не умел смотреть, взгляд Ла Малены был подчёркнуто безразличен. Но глаза Хатхор сияли любовью, предназначенной только одному мужчине. В её взгляде была радость от их нежданной встречи, и обещание - она действительно была готова исчезнуть со сцены хоть сию же секунду, только чтобы побыть с мужем. Но десятками глядели объективы фотокамер, жадные руки едва не цеплялись за пышные юбки сценического платья, а обнажённые плечи от нескромных взглядов сделались будто лаковые.
- О мой царь, - Хатхор спрятала улыбку за букетом, переходя на древний язык своей родной земли. Язык, который не понимали не только зазнавшиеся писаки, но даже египтологи - так стар он был. - Укради меня. А я тебе помогу.

И она вдруг резко шагнула назад, наступая на ногу одному из охранников. Тот попятился от неожиданности и упёрся спиной в рычаг, которым опускали тяжёлые декорации. Рычаг ушёл вниз до упора, и декорация опасно накренилась на оборванном тросе. Из зрительного зала раздалось испуганное "ах!", будто исторгнутое единым многоголовым существом. Поклонники на сцене тоже смешались, кто-то побежал по ступенькам вниз, опасаясь быть задетым. На Хатхор перестали смотреть - всего на несколько мгновений, но этого было достаточно. Она потянула мужа за собой, за кулисы, открыла маленькую, почти незаметную дверь в стене. И только когда толпа осталась позади, женщина позволила себе тихо засмеяться. Ей уже давно хотелось покинуть сцену каким-нибудь эффектным способом, и присутствие Томаса Маршалла оказалась весьма своевременным.

Отредактировано Hathor (2014-07-17 21:26:51)

[STA]Viva la Diva[/STA][AVA]http://se.uploads.ru/t/PKTOu.jpg[/AVA]Ла Малена любила цветы и подарки и смотрела на мир с высоты театральных подмостков. В зале волновалось целое море: люди приходили и уходили, их лица сливались в одно сплошное разноцветное пятно, а их голоса, кричащие "Браво!", были похожи на крики голодных чаек. Дива щедро раздаривала улыбки, иногда - по особым случаям - подавала руку для поцелуя.
Хатхор всего этого не любила: ни показной роскоши, ни толпы, тянущей руки, чтобы прикоснуться к своему недосягаемому божеству. Она помнила, как уходил в распахнутые небеса лёгкий дым благовоний, как лучи Солнца-Ра золотили стены дремлющих храмов, и как весь Та-Кемет, вся Чёрная Земля от края до края, принадлежала когда-то ей и её возлюбленному.
Богиня хотела домой, но не знала, куда возвращаться. Египет, впустивший на свои поля крикливых арабов, перестал быть великой древней державой, и даже плеск нильских вод не приносил Хатхор успокоения. Где он, дом? Дом был рядом с Гором, и только для него билось сердце дочери Ра. Пять тысяч лет верности - кто поверит? О них могли бы сложить легенду однажды, если бы время богов не закончилось.

В тесной каморке пахло пылью, мастикой и старым деревом. Здесь беглецов не должны были искать, но шаги приближались: топот нёсся от сцены по коридорам "Ла Скала", и громче топота звучали голоса охранников: "Ты видел, видел её?". Никто не заметил, как Ла Малена исчезла со сцены вместе с букетом и поклонником, но, как это обычно бывает, нашлось несколько человек, вообразивших себе, что они что-то видели. Теперь они пытались направить других в ту сторону, в которую им хотелось, и произвели страшную суматоху. В этой-то суматохе охрана и вломилась в каморку, оттаптывая друг другу ноги, работая локтями и с грохотом прокладывая себе дорогу по декорациям. Богов, притаившихся совсем рядом, так никто и не заметил: толпа навела беспорядок и вывалилась в дверь с противоположной стороны.
Плечи Хатхор под ладонями Гора подрагивали от беззвучного смеха: у богини давно не было такого превосходного шанса посмеяться над людьми. Она никогда не презирала их за неуклюжесть или за примитивность мышления, но никогда не забывала, что они ей не ровня и их короткий век  - что песчинка на ладони.
Когда погоня помчалась по ложному пути, женщина улыбнулась. Теперь им уже никто не мог помешать. Пусть над ними застыло чужое небо, в поцелуях Хатхор были любовь и отчаяние - как и сотни, тысячи лет назад, когда она провожала супруга на очередную битву. Любовь - потому что в ней была вся сущность богини, отчаяние - потому что эта встреча, пусть и такая радостная, была слишком, слишком короткой.

Хатхор ещё помедлила на пороге, с неохотой выпуская супруга из объятий. Пора было выбираться из театра, где рано или поздно их должны были найти охранники. Или вездесущие папарацци с их пронзительным "Сhiao, bella!" и вспышками фотокамер.
Богиня чуть сощурила глаза, пытаясь определить самый короткий путь до гримёрной. Она сомневалась, что сейчас туда следует возвращаться: в комнате, пахнущей духами и пудрой, оставались все вещи Ла Малены. И именно там её наверняка ждёт целый выводок гримёров, фотографов и секьюрити.
Гор был прав, платье было отчаянно неподходящим для побега, но Хатхор не была бы женщиной, если бы не придумала, как от него избавиться. Услышав голоса в ближайшем коридоре, она сразу же потянула супруга в противоположную сторону - подальше как от людей, так и от самой гримёрной.
- Мы можем выйти через балетный зал, - предложила Хатхор. - Там сейчас точно никого нет, в день премьеры пустует всё крыло.
Зал был совсем близко: с большими зеркалами, тускло блестевшими в полумраке, с тяжёлыми занавесями, едва шевелившимися от сквозняков. На самом пороге Хатхор споткнулась, наступив на длинный подол. Наступила так продуманно и расчётливо, что казалось: ей и правда тяжело идти. Женщина прислонилась к стене, сделала прерывистый вдох и тихо пожаловалась:
- Не могу больше... Мне нечем дышать.

Отредактировано Hathor (2014-07-18 22:12:18)

[STA]Макарошка[/STA][AVA]http://sd.uploads.ru/t/FMx5u.jpg[/AVA]Хатхор ничуть не жалела, что не удалось попасть в гримёрную. В сущности, там не было ничего интересного. И в зеркалах, закованных в тяжёлые золочёные рамы, можно было увидеть только Ла Малену. Но не ту, кто использовал её образ как маску. Настоящая Хатхор была здесь: тёмные холодные стёкла ловили её улыбку, сотни улыбок сразу, как отражали свет с ладони Гора и блеск тонкого лезвия. Ленты корсета расползались будто сами собой, и дышать стало действительно легче.
Хатхор повела плечами, рассыпая тёмные пряди по белому кружеву платья. С тихим треском оборвалась последняя ленточка, затягивающая корсет Лючии - весь в бутафорских кровавых пятнах. Пятна, впрочем, смотрелись как настоящие, и со стороны итальянская прима действительно выглядела как жертва маньяка. Того самого, с ножом, замершего в полушаге от неё с подозрительно довольной улыбкой. Если бы охрана случайно оказалась рядом в эту минуту, то от воплей содрогнулся бы весь старый театр, от фундамента до пыльных чердаков. Стражи порядка бросились бы спасать украденную певицу. Хорошо, что сейчас они были далеко. Голоса звучали издалека, приглушённо, словно пробиваясь откуда-то из другого мира.
Здесь же, в темноте зала, куда робкими полосами ложился только свет уличных фонарей, не было никого кроме двоих. Женщина накрыла ладонью руку Гора, задержала на несколько мгновений, пытаясь подобрать нужные слова. Она могла бы сказать, что рада видеть его. Что очень его ждала и считала дни до их встречи. И что тосковала и слабела вдали от его любви. Но даже такие слова были бы лишними, и богиня молча одобрила собственную кражу. А потом в нескольких шагах дальше по коридору хлопнула дверь, и тишина разлетелась мелкими жалящими осколками. 
С сожалением Хатхор заставила себя разжать пальцы, поднялась и указала в сторону небольшой комнаты, примыкавшей к залу. Там ученицы переодевались после занятий.
- Две минуты - и я готова стать жертвой похищения. Снова, - дразнящая девчоночья улыбка не очень подходила к томному виду Ла Малены, но Хатхор было всё равно. Всё равно скоро придётся поменять маску. Прима должна оставаться в театре, ей нет хода на улицы.
В маленькой тесной комнатушке не было окон, зато дверь закрывалась наглухо, можно было включить свет, не рискуя привлечь внимание охраны. А дальше Хатхор повела себя как заправский грабитель: прошлась вдоль шкафчиков, по наитию выбирая подходящий, и дёрнула дверцу на себя, разбивая хлипкий замок. Там действительно оказалась одежда.

Вжжиих! - осела на пол пышная кружевная юбка.
Хрясь! - растерзанный корсет приземлился прямо на облако из оборок.
Шурх! - и Ла Малена исчезла.

Спустя две минуты после того, как дива, похожая на свадебный торт, скрылась в раздевалке, дверь выпустила совершенно другую женщину. Совсем молоденькую, одетую, как и полагается жительнице мегаполиса: в коротенькую модную курточку, джинсы и кроссовки. Пышная причёска осталась пышной, но перестала быть причёской вообще. Теперь волосы Хатхор выглядели так, будто её ударило током. Это было второе излюбленное обличье египетской богини. В образе Шафы Ахмади, дочки богатых египетских родителей, она частенько летала в Каир к семье. Словом, с этой дамой Томас Маршалл был тоже очень хорошо знаком.
- Вот теперь можно и бежать, - весело сказала Хатхор. Несмотря на то, что изменилось лицо, голос её остался прежним.
Она вышла вовремя: в коридоре затопотала целая дюжина ног, и охрана ударилась в закрытые двери зала. Двери затрещали и прогнулись.
- Есть ещё один выход, - вдруг вспомнила богиня. Идея балансировала на грани гениальности и идиотизма, но предвещала веселье. - О! Мы полезем по пожарной лестнице!
Наверное, Шафа была больше склонна к авантюризму, чем степенная итальянская донна. Хатхор открыла окно, свесила ноги через подоконник и действительно полезла по лестнице.
- Ты полезешь? - спросила она, сползая вниз.

Отредактировано Hathor (2014-08-11 20:47:51)