Солнце смотрело вниз на зелёные воды Нила и бескрайние пески пустыни, на земли Кемета и на иные царства, на дела богов и людей, освещая своим светом мир от края до края. Ничто не ускользало от его всевидящего ока, от беспристрастного суда мирового светила, и был его суд милосерден. Но в тот день, казалось, даже солнечный свет померк, стыдясь прикасаться к тому, что из гордыни и жадности было сотворено руками людей; словно это не ночь наступала, занимая положенное ей место точно в срок, а Солнце горестно отворачивалось от земли, погрязшей в пороке.
Однако в самом сердце Та-Кемета накатывающая темнота всё ещё означала приносимые как дары мир и благоденствие царства снов. Было обманчиво тихо, как будто во всём дворце, и даже во всём городе не осталось ни души.
Белые льняные покрывала на приготовленной постели всё ещё оставались нетронуты, когда ощущение тёплой ауры, похожее на ласковое прикосновение руки к плечу, заставило Имсета встрепенуться. Он сразу узнал эту мягко сияющую энергетику.
- Моя госпожа, - он склонился в приветствии, приложив пальцы ко лбу, - Твоё появление неожиданно, но заставляет моё сердце наполняться радостью.
Открытые окна выходили на восток и, хотя последние солнечные лучи ещё золотили западный край небосклона, дворцовые покои уже затопил сумрак. Среди теней прекрасное лицо Хатхор выделялось лунной бледностью. Имсети нахмурился: что-то явно тревожило её.
- Что с тобой? – он говорил уже тише, пытаясь заглянуть в глаза матери. Высокопарный тон уступил место сыновней тревоге. - Ты плакала?
Имсети был собран и сосредоточен, не позволяя себе расслабиться даже оставшись в одиночестве. Это напряжение, давно привычное, но вечно напоминающее о себе бьющемся в затылке мотыльком лёгкой головной боли, давало возможность поддерживать «щит» на способности воспринимать чужие эмоции, так мешающей богу-воину. Пожалуй, Хатхор оставалась единственной, к кому он относился с особенной чуткостью: ему не приходилось ослаблять блок, чтобы понять её чувства.
Он корил себя за то, что не заметил её печаль чуть раньше, а ещё сильнее – за то, что не предотвратил причину. Чем дальше он слушал просьбу матери, тем сильнее убеждался, что не может медлить. Жестоко было бы заставлять Хатхор ждать. Раз поздно предлагать защиту, пускай месть подарит утешение.
- Да будет так, - сказал Амсет, и в голосе его прибавилось тяжести, - Мы отправимся немедленно. Нет смысла поднимать войско: только до границ Кемета оно будет идти долгие недели. Соберём людей в приграничных городах, так мы догоним отряд хеттов прежде, чем они найдут убежище в собственных землях.
Этот план мог показаться легкомысленным отцу и братьям. Но если из всех них Хатхор выбрала именно своего третьего сына, то он не мог не оправдать её доверия.
Всего лишь одно мгновение спустя они вдвоём оказались в тысяче километров северо-восточнее устья Нила.

Воистину, земли Кемета были обширны и богаты. Трудно было добиться такого величия, но ещё труднее стало его поддерживать, оберегая далёкие границы. Даже сильному царству приходилось мириться со многим. А между тем люди всё чаще возносили богам молитвы о защите их поселений от набегов. Земные правители не могли или не хотели предоставить им помощь, считая это «неудобство» платой за благополучие остального царства, так сказать неизбежным злом. Но оскорбление, нанесённое богам, означало, что отвечать за преступления теперь придётся так же перед богами – без малейшей надежды на снисхождение. Милосердие – это человеческое качество. Отринувшие его не могут ожидать его от богов.
Имсет размышлял об этом, стоя на гребне бархана. Каждый шаг переносил его от горизонта до горизонта, разворачивая у ног пустынную землю, как отрез тончайшей ткани. Он вызвался разведать, насколько далеко успел отойти отряд хеттов. Жаль, что у меня нет крыльев как у отца и брата, подумал Имсет, с неба намного удобнее было бы вести поиск.
На следующем же шаге ему повезло. Безмятежная картина ночной пустыни теперь вмещала в себя костры военного лагеря. Он оказался достаточно близко, чтобы Имсети смог примерно пересчитать лошадей и повозки. Не так много, как он опасался. Мародёры, а не армия, нападающие на ослабленные деревни и на храмы, полные женщин. Шакалы, а не львы.
Амсет зло сплюнул в песок. Его силуэт долгие мгновения чётко вырисовывался на фоне звёздного неба, прежде чем раствориться, словно мираж.

- Если отряд выдвинется сейчас же, то догонит хеттов уже к утру, - сообщил он, вернувшись в город Хетуарет. Там его дожидались мать и командир местных казарм. Пару часов назад, оказавшись в Хетуарете, Имсет приказал тотчас поднять всех солдат, пообещав обогатить город, если только они помогут ему. Он действительно собирался выполнить свои обещания, построив здесь, под защитой расквартированной армии, новый храм Хатхор взамен осквернённого старого. Это сделало бы город священным местом, объектом паломничества. И всё же для начала необходимо было разобраться с более насущными проблемами. Командир Шецу, немолодой мужчина с красивым лицом, смотрел на Имсета недоверчиво, но приказы исполнял.
- Боюсь только, что они заметили меня и теперь в любой момент могут сняться со стоянки, - продолжал Амсет, нервно барабаня пальцами по столу. Эта возможность беспокоила его, но не меньше его беспокоило наспех придуманное решение: - Так что я пойду туда и попробую их задержать. А вы, командир, поведёте солдат мне на подмогу. К утру всё будет решено.
Кто угодно назвал бы эту идею сумасбродной. Шецу, например, так и сделал. Только её принадлежность Имсету, вечно собранному, как охотящийся кот, и потому вовсе не склонному к сумасбродству, давала ей шанс оказаться небезнадёжной.
[AVA]http://s57.radikal.ru/i156/1407/2c/04e2429cfc90.jpg[/AVA][SGN]...[/SGN]

Отредактировано Imset (2014-08-02 22:36:39)

Ночь уже гладила пустыню широкой дланью. Вокруг ничего не было, кроме белого цвета песков и черноты глубокого неба. И мириады таких близких печальных звёзд. Они не должны были видеть такое. Пусть же захватчики перед смертью вымаливают у них прощение.
Прощения Хатхор хеттам было не получить. Имсет не подпустил бы никого из них даже поцеловать подол её одежд. Он не мог видеть, как темнеет взгляд богини радости, как её нежное лицо скрывается за тенью жажды мести. Он не хотел видеть её такой - кого угодно, только не Хатхор. И когда он исполнит её желание, а ветер преподнесёт ей крик последнего из виновных, когда тяжесть с души его матери наконец спадёт, прогоняя ужасающую маску, тогда он сделает всё, чтобы Хатхор больше никогда не испытала подобного.
«Ибо стану я оружием в руках твоих» - мысленно пообещал он.
Секунду Амсет колебался, услышав о том, что Хатахор намерена пойти во вражеский лагерь вместе с ним. То, что она могла там увидеть, не принесло бы ей спокойствия и умиротворения. Потом кивнул, не желая спорить.
- Пообещай, что вернёшься сюда или в Кемет ещё до наступления рассвета, - попросил Имсети, - Не хочу оскорблять твой взор кровью убитых. Постарайся вернуться раньше, чем солнце осветит для мира эту картину.
Амсет почтительно предложил матери руку, и перенёс их обоих - быстрее, чем завершился интервал между падением двух песчинок на дно колбы песочных часов. Только пыль улеглась на дорогу в Хитуарете и взметнулась на полу шатра предводителя хеттов.
За стенами из белой материи светились походные костры. Тени рисовали контуры составляющих обстановку предметов: сундуки, циновки и ковры, брошенное оружие, конские сёдла – всё, что могли тащить вьючные животные, не замедляя отряд. Шатёр оказался просторным, шагов десять в ширину, но злой ветер, вдавливающий матерчатые стены внутрь, темнота и обилие беспорядочно раскиданных вещей значительно скрадывали пространство. Снаружи раздавались песни, крики и хохот, метались тени.
Внезапно одна из армии теней обрела плоть, разъедая монолитный сумрак и сливаясь в единое движение. Имсет с лёгкостью перехватил удар. Но ему потребовалось намного больше усилий, чтобы вовремя опомниться и не переломить чужое запястье, тонкое, как тростниковая флейта. Продолжи он рывок, и кость безвозвратно отделилась бы от сухожилия. Совсем остановить инерцию он уже не мог, так что просто изменил траекторию импульса, опрокидывая противника.
Девушка упала и выронила кинжал. Она удерживала его обеими руками. Сперва Имсет принял это за неумение обращаться с оружием, но потом понял, что запястья её были связаны.
- Не знаю, твоя ли она жрица, но эта девушка точно пленница, - обратился он к матери. Склоняясь, чтобы поднять кинжал, он краем глаза видел, как незнакомка пытается подняться. Амсет не дал ей этого сделать: ухватив за щиколотку и вновь сбив с ног, он бесцеремонно подтащил отчаянно брыкающуюся особу поближе. Девушка была лёгкой, как ягнёнок, и, похоже, совсем юной. Её щёки покрыла пыль, налипшая от влаги слёз.
- Притом храбрая, - усмехнулся Амсет.
Взметнулось лезвие. Путы упали, наконец отпуская девичьи руки.
- Приведи того, кто привёз тебя сюда, - повелел он, - Скажи, что есть те, кто хочет поговорить с ним, путники, прознавшие о его свершениях. И не бойся, с тобой больше ничего не случится. Иди.
Девушка попятилась, глядя на богов огромными глазами. Этот взгляд мог не хуже сил Амсета рассказать, насколько она напугана и благодарна. Когда она исчезла, он повернулся к Хатхор, жестом предлагая ей использовать скудный походный комфорт и присесть на сундук. Им предстояло встречать гостей, как подобает царям Кемета.
Двое богов обладали достаточной мощью, чтобы одной лишь мыслью превратить лагерь в поле боя. Хватило бы простого приказа, сопровождаемого толикой божественного внушения. Или же Имсет мог напрямую влить в людские сердца гнев, испытанный Хатхор по их вине, - божественный гнев, после которого они начали бы не разбирая уничтожать друг друга. Но этого было бы мало. Каждый из них должен был умереть, зная свою вину. Они сами назначили цену своим жизням. [AVA]http://s57.radikal.ru/i156/1407/2c/04e2429cfc90.jpg[/AVA][SGN]...[/SGN]

Отредактировано Imset (2014-09-10 22:48:39)

Слова Хатхор звучали ровно, но оставляли за собой глубокий след в душе Имсета. Чего она больше хочет: дать воинам Хитуарета возможность искупить свою вину или желает, чтобы и они получили наказание за своё бездействие? Он не мог вообразить, насколько ранила её гибель жриц, коих она любила словно дочерей, если теперь она с ужасающим спокойствием ждёт, что кровь египетского народа прольётся вновь.
Имсета нисколько не волновали жизни воинов. Это были разменные монеты, оставленные под залог, и все они знали, что очень небольшая «сумма» останется от первоначальной по завершению службы в армии. Его волновало состояние матери. Не пожалеет ли она, богиня радости, когда боль и ярость отступят? В любом случае, будет так, как она сказала – если только она не пожелает иного, немного остынув. И тем сильнее Амсет укрепился в своём решении потянуть время.
Звук шагов возвестил о приближении хозяина шатра. Ткань полога разлетелась в стороны, впуская хеттского воина. Человек принёс на себе запахи пота, дыма, помутнённого вином сознания и шакальей трусости – последнее угадывалось по исчезающему аромату благовоний, какими египетские жрицы славили своих покровительниц…
Но он был весел и пьян. Пока. Хатхор тоже умела веселиться, как никто другой; краем глаза Имсет заметил наведённый морок, зыбко окутавший стан богини.
Следом за хеттом скользнула пленница. Она не сделала ни одного лишнего движения, но всё равно была грубо и болезненно отброшена в сторону. Её реакция – глухой страх, даже не вспыхнувший удивлением или обидой – говорила, что она терпела несправедливые удары много раз прежде.
Имсет скрипнул зубами. Он солгал, пообещав девушке, что с  ней ничего не случится. Потому что она рассчитывала на защиту, а защиты не будет – только слова. Боги часто давали пустые обещания, скорее по забывчивости, чем со зла. В конце концов, их жизнь длинна, а смертные души мелькают в ней бабочками-однодневками: вспархивающие из тьмы и во тьму возвращающиеся. Им зачастую хватает одного лишь божественного слова в качестве платы за живительную для богов веру.
Но сейчас данное Амсетом слово попирали прямо у него на глазах. Он уступил ярости. Сегодня от его руки умрёт столько хеттов, сколько он пожелает. И дело было даже не в отчаянии безымянной девушки, полоснувшем по восприятию.
- Он? Какая удача, - сухо улыбнулся Имсет, чтобы не скривиться, наблюдая за подавшимся назад, стремительно бледнеющим и трезвеющим человеком. Он не мог видеть то того, что Хатхор показала глазам смертных, но догадался без труда и подыграл.
- И какая честь, славный победитель! Великая жрица приветствует тебя, - он шагнул ближе, сверкнув в темноте улыбкой и глазами, чтобы как дар принести убийце следующее тихое слово: – Снова.
Тени пересекали предельно сузившееся, словно зрачок, пространство. Имсет медленно ступал вокруг жертвы, хищником ждущим момента, чтобы оказаться за пределами поля зрения. Он чуял страх.
- Она пришла отдать тебе твою награду, великий воин: сражение с противником, не уступающим твоей силе. Ведь тебе нечасто доводилось вступать с таким в бой?
Сперва страх должен был прояснить хетту сознание, очистив от алкогольного бреда, иначе убивать его было не только бессмысленно, но и унизительно. Но видимо боги переусердствовали со своим появлением: человек не помнил себя от ужаса. Он порывисто выхватил короткий меч и наотмашь полоснул воздух. Амсети расхохотался.
Хетт с воплем ненависти бросился в сторону Хатхор: тусклое отражение в его тёмных глазах принадлежало не ей, а мертвенно спокойному лицу Мериенмут. И тогда с Амсета спала показная весёлость. Ударом по ногам он заставил человека рухнуть, всё равно как если бы тот преклонил колени перед богиней на троне.
- Это всё на что способен ты и твои люди? Вы увозите в качестве трофеев слёзы наших женщин и их украшения. Мы увезём головы ваших воинов и их оружие.
[SGN]...[/SGN]
[AVA]http://i004.radikal.ru/1409/45/d7052b2138da.jpg[/AVA]

Отредактировано Imset (2014-09-21 16:38:38)

Если он выучился хоть что-то понимать в добре и зле – то, что делала Хатхор, было неправильным. Его бы это не обеспокоило, но не понравилось бы ей самой. Он до сих пор был не уверен, что важнее: не ослушаться её или (но точно ли? ведь её выбор был её выбором) спасти.
Приказ, оброненный Хатхор, прозвучавший из уст, умевших так тепло улыбаться, был подобен удару хлыста.
Амсет кивнул, проводил взглядом спину матери и уставился на Инару. Хищная улыбка безумца, подобающая случаю, всё ещё украшала его лицо, но радости он не чувствовал. Решимость и азарт уступали в его сердце место беспокойству.
Он умел казнить, но не пытать. У Амсета всегда была лёгкая рука – она дарила быструю, почти безболезненную смерть, и не привыкла оставлять мучительные раны.
- Полезай, - сказал он, откинув ногой крышку сундука, на котором до этого восседала Хатхор. Сундук оказался достаточно вместительным и почти пустым, за исключением нескольких драгоценных камней на дне. Что ж, пускай Инару считает, что погребён как истинный правитель, со своими сокровищами. Тем более что в замкнутом пространстве они могут доставить огромное количество страданий, впиваясь в плоть острыми гранями и напоминая о себе ежесекундно: мы здесь, хозяин, мы с тобой, доволен ли ты, рад ли нам? А вскоре за Инару последует и его армия. О да, он будет похоронен торжественно.
Загипнотизированный божеством хетт послушно сложился внутрь сундука, по-детски подобрав колени к груди. Он скалился от ужаса и безвыходности. Амсет не собирался отнимать у него осознание, только волю.
- Трусливый выкидыш шакальей шлюхи. Это ты называешь «сразиться по-мужски»? Давай, беги за той сумасшедшей тварью – вы все будете прокляты нашими богами.
- Как поздно ты вспомнил своих богов. Ты просишь у них защиты и благословения, а должен был спрашивать разрешения.
Инару расхохотался.
- Как ты у своей покровительницы мёртвых шлюх?
Имсети захлопнул сундук и с размаху пронзил крышку хопешем. Он улыбнулся раздавшемуся приглушённому воплю и хрипу. Значит – попал верно, значит – не убил. Любая рана в скором времени станет смертельной, если о ней не позаботиться. Амсет шепнул над замком заклинание-печать, когда-то поведанное ему самой Исидой. Пускай Инару уйдёт в иной мир не впереди своего войска, а последним. Пройдёт по безмолвным рядам своих солдат, побелевшие глаза которых раскалёнными монетами уронят взгляды на его спину. И побледневшие губы каждого из них с ненавистью скажут: «Да здравствует Инару!»
Амсет улыбнулся куда искреннее, похлопав расписное дерево сундука.
Теперь, после выполнения приказа, его снова волновала только Хатхор. Он вылетел из шатра, взметнув за собой полог, точно белые крылья. И увидел её. Нет, почувствовал. Услышал многоголосый вой собирающейся бури. Спешно захлопнул и запер восприятие, словно тот сундук, добровольно погребая себя в коконе отчуждённости.
Буря свивала кольца плотнее, укладывалась вокруг эпицентра, где белой иглой пронзала темноту хрупкая фигура Хатхор. Поднялся ветер, злобно жалящий кожу песком, он бесновался сторожевым псом, не подпуская подойти к богине. Ветер, буря, песок – всё существовало только в тонком эмпатическом слое, но било наверняка. Под этим напором люди кругом «ломались». От испытываемой ими неимоверной всепроникающей силы включались животные инстинкты: или бей, или беги, или замри. А мощь продолжала нарастать, как будто обезумевшее горе богини надеялось докричаться до самого неба, до самого загробного мира…
Краем глаза Амсет увидел сжавшуюся в комочек фигурку: снова эта девчонка. Слепо атаковавшие силы Хатхор, конечно же, не щадили и её. Видимо, такова её земная судьба – быть игрушкой в чужих руках. Так пускай она сполна выполнит своё предназначение, подумал Имсети, подхватывая дрожащую девушку, неспособную сопротивляться. Мог ли он защитить её от бури? Попытаться – мог… и не сделал этого. Потому что рассчитывал использовать её страдание в своих целях.
- Хатхор! Посмотри на меня, моя госпожа, – попросил Имсет и с удивлением услышал, что его голос в мольбе звучал выше, отчаяниее. – Это не твоя вина, а их. Прошу, не наказывай себя. Они заслуживают смерти, но позволь сделать это вместо тебя. Ты не должна…
Слова так тяжело покидали горло, а мысли голову, что Амсет сорвался с половины фразы. Из-за хлещущей бури: он защитился от неё, но всё равно чувствовал как нечто физически реальное, стихийное, опасное и непредотвратимое.
- Смотри, что ты делаешь. - Он указал взглядом на девушку, обмякнувшую бы, если бы он перестал поддерживать её за плечи. – Даже с ней. За что? Она могла бы родиться одной из твоих человеческих дочерей, служить тебе. Вспомни о тех, которых ты любила и по которым теперь скорбишь. О, богиня радости, такой ли тебе они посвящали свои жизни?
Внезапно хор терзаемых людских душ усилился и изменился. Имсету было уже не перекричать их. Новые голоса звучали злее, как будто на них не действовала атака Хатхор, они итак были в смятении; чище - потому что их не сковывала физическая оболочка.
Призраки. Девы в белом, в глазах и сквозных ранах которых можно было увидеть ночь. Одна за другой они возникали среди темноты, делали шаг, протягивая руки навстречу хеттским воинам. Красивое и ужасное зрелище.
Видно, зов Хатхор и в самом деле достиг загробного мира. Этого не должно было случиться. Но поздно. Её жрицы пришли, чтобы послужить своей богине в последний раз.
[AVA]http://i018.radikal.ru/1410/bc/d11c94ef24cd.jpg[/AVA][STA]хороший мальчик с длинной кровавой историей преступлений[/STA][SGN]...[/SGN]

Отредактировано Imset (2014-10-26 01:34:16)