Тут, вероятно, стоило бы вспомнить о словах «не умеешь – не берись».
Ну, в самом деле, куда тебе, милая и почтенная Гестия, интриги плести, когда ты сроду их избегала? Или спустя века проснулся и в тебе тот же дух, что заставлял твоих многочисленных родственников устраивать свою судьбу не всегда честным путем?
Пожалуй, справедливости ради стоит признать, что с закулисными играми-то как раз все получилось не так уж плохо. Новичкам везет во все времена, наверное. Впрочем, все это только лишь на первый взгляд.
А дело было так.
Наступающая зима в пятьдесят втором прошлась по Англии блицкригом: принесла за собой ранние непривычно сильные для ноября морозы и к первым числам декабря прочно закрепила свое господство, прогнав тетушку-осень со двора. А в Лондоне тогда, как и сто, и двести лет назад, камины удерживали славу основных источников тепла – домашнего очага, в котором так нуждалась Гестия. Чтобы сохранить его здесь, на Туманном Альбионе, богиня, нет, не вписала свое имя рядом с именами владельцев угольных шахт, но поучаствовала насколько могла в закулисных маневрах, мешая газовому теплу стать более доступным и поддерживая угольную промышленность.
Правда одного, на беду смертных, Гестия не учла: производителей интересовало не сохранение домашнего очага, не тепло, которое они приносили в дома, а экономические проблемы страны после Второй мировой и собственная выгода. Чистый уголь уходил на экспорт и подороже, а тот, что похуже, оседал в Англии. Понятное дело, без последствий это закончиться не могло. Но если бы Гестия, для которой само слово-то «экология» было в новинку, могла это предвидеть... Она, увы, не могла – только-только обрела человеческое существование (если сравнивать с родственниками, которые давно уже вели жизнь среди людей) и еще не все механизмы смертной игры уложила в своей голове.
Очертания зданий и людей таяли, терялись в тумане – густом, грязно-желтом. Подняв воротник, Гестия поежилась и спрятала ладони в карманы пальто. Она успела попривыкнуть к тому, что туманы в Лондоне не просто нередкость, а вовсе состояние души, но сегодняшний казался ей особенно промозглым, неуютным и даже как будто едким.
Время от времени не привычную глазу серость, а болезненную желтизну разбивал красный силуэт автобуса или телефонной будки, а то и чей-то яркий плащ, разрывали затопивший столицу «гороховый суп»* и пронзительный свист регулировщика на перекрестке, и пламя факела в его руках.
Гестия всматривалась в таблички адресов – не прошла ли мимо нужного перекрестка? Немудрено заблудиться, когда почти ничего не видно дальше вытянутой руки, да и не так давно ее занесло в Лондон, чтобы знать город вдоль и поперек, и уж тем более ориентироваться вслепую. Гестия по натуре своей была домоседом – хранительница домашнего очага ведь, а не покровительница туристов и всех странствующих – и города знала, как правило, не лучшим образом
- Здравствуй, – по губам Гестии скользнула улыбка облегчения, когда из желтого тумана выплыла знакомая фигура Гипноса. – Кажется, лондонская погода настроена против обещанной тобой прогулки. Я боялась заблудиться в этом тумане, – можно было, конечно, воспользоваться тем, что они боги и не ходить по улицам, но к чему тратить силы по мелочам. – Сегодня он куда сильнее обычного. Никогда такого не видела, – она вытянула руку перед собой, пошевелила пальцами и покачала головой, – совсем близко, а видно плохо. Такое уже бывало когда-нибудь?
*
Великий лондонский смог 1952 года прозвали гороховым супом из-за цвета.