[AVA]http://savepic.ru/5732869.png[/AVA]
В любой войне всегда очень сложно выбрать правую сторону - но выбор, как правило, и не предоставляется. Национальность предрешает судьбу. Боги - не исключение из этого правила.
Но не сегодня.
В этот раз Арес был перебежчиком - шел на запах крови и крики боли, и надеялся, подобно голодному зверю, что время охоты еще долго не истечет.
Ему не было жаль людей, давно предавших своих создателей, а всех остальных - тем более. Человеческий народ сошел с ума, когда променял всесильную волю богов на поклонение себе подобным. Глупо было бы заботиться о том, кто лишен разума.
Люди, обреченные на смерть, готовы поверить в кого угодно - так решил Марс. И не ошибся.
Он не хотел брезговать их верой, но не мог обойтись без пищи и силы - просто хотел выжить.

Безымянный узник был определен в зондеркоманду благодаря крепости тела и свежему виду - ребра еще не слишком явно выделялись на худых боках, а впалые глаза не застилала мутная пелена - он был почти здоров.
"Почти здоров" - означало, что он сможет пережить пару месяцев тяжелой работы и скудного питания, если не наложит на себя руки раньше этого срока.

Узники из первой группы - сотни истощенных женщин, непропорциональных детей со вздутыми животами, жалких калек, стариков и всех, кто не способен отработать глоток пищевых отходов из общего корыта - толпились у душевых. Их худые фигуры были словно тени, одна походила на одну, а тихие перешептывания и слабые стоны смешивались, превращаясь в однородный звук - гул тысячей обреченных.
То и дело скелетные руки взмывали вверх, худые пальцы указывали на черные столпы дыма, торчащие из труб крематориев - они догадывались. Самые старые из них - были почти уверены. Дымный запах горевших тел въедался в ноздри, а пепел оседал на грязной, шершавой коже плеч и лица - это укрепляло уверенность. Но надежда и дула ружей позади костлявых спин заставляли стоять, молча ожидать своей очереди. Задерживать дыхание, чтобы не чуять запах смерти, и закрывать глаза, чтобы не видеть ее, по-детски надеяться.

Узник стоял у массивных дверей душевых, впускал, хотя точнее будет сказать - загонял людей внутрь и проверял, чтобы у них не было при себе вещей. Все ценное, что смертникам чудом удалось сохранить и забрать с собой, складывалось в общую кучу. К концу смены она достигала человеческого роста в высоту.

- Тебе придется это оставить, - мягко сказал он, вынимая из хрупких старушечьих рук вязаный шарф. Или это была шаль - разбираться не было времени.
- Нет. Это подарок, - просвистела старуха и выпучила и без того огромные глаза, мозолистыми пальцами цепляясь за  шерсть. - Он подарил мне это, когда уходил.
Узник сопроводил ее слова беспристрастным взглядом, а потом выдернул шарф из рук. Его не брали жалобные истории, которые он пропускал через свои уши сотнями на дню.
- Я положу это сюда, хорошо? - он свернул "подарок" и положил его с краю от остальной рухляди, - Мы возвращаем вещи - заберешь на обратном пути. Только не забудь идентификационный номер.
Стоящий позади него человек - такой же подневольный - как раз выдавал пластмассовые карточки с номерами.
Офицеры подсчитывали количество сожженных в конце каждого дня.
Старуха еще немного помялась на входе в надежде на сострадание, но в итоге и ей пришлось перешагнуть через порог. Перед этим она перекрестилась. Узник горько покачал головой.

3425 - такое число было сегодня. Немного меньше, чем вчера. Плохая работа.
Примерно столько же остались ночевать в роще около газовых камер. Перед сном их накормили. Даже в плену жизнь продолжается, и смерть точно не окажется голодной - так они должны думать, пока не подойдет очередь.
Их могли бы жечь и ночью, но печи должны отдыхать.

Наряд, который относит тела в печи, гнали в барак после полуночи. Один сегодня умер с обгорелым телом на руках - его тоже сожгли. Остальных накормят в половину нормы - они не выполнили план. Несколько сотен тел так и остались гнить у дверей крематория до утра.

Перед дверьми ему преградили путь. Схватили за подбородок, повертели голову - вправо, влево. Потом человек в форме кивнул головой.
- Идем, - выплюнул он и заковал узнику руки, а потом повел за собой.
Двое солдат вели его через весь лагерь. Он не таращился на детей, дерущихся за еду с собаками. Не видел, как поджарый доберман прикусил ребенка с гноящимися глазами за шею, когда тот слишком близко подобрался к миске. Не видел и того, как человек в форме потрепал пса за острым ухом, а потом оттолкнул маленького паразита носком тяжелого сапога.

Его завели в здание из камня. Запоздало он подумал, что недостаточно глубоко закопал в земляном полу барака двенадцать ружей, но было слишком поздно. Слишком поздно, когда в светлой и теплой комнате на него глянули две пары глаз.
Облаченный в обмотки узник на фоне доблестных офицеров казался жалким. Грязным пятном на чисто выстиранной простыни, которое следовало бы стереть как можно быстрее.
Они делали важную работу - очищали общество от заразы, а он выносил за ними мусор. И с вызовом смотрел в глаза - от него не скрылась их божественная сущность, и он не собирался скрывать свою.
[SGN][/SGN]