Если ад и существовал (в чем Таурт, в силу своей религиозности сильно сомневалась), то он находился не глубоко под землей, как считали христиане, а на небе. Если быть точнее, на высоте девяти тысяч и семисот метров над уровнем моря. В сраной жестянке, которая летала не иначе как при помощи магии, попутного ветра и такой-то матери.
Нет, женщина не отрицала практичность самолетов. Люди всегда мечтали научиться летать как птицы, но до изобретения воздушного шара все их попытки оканчивались весьма прискорбно. В первой же половине двадцатого века прогресс и цивилизация взяли верх над здравым смыслом, сделав рассечение небесных просторов не только реальностью, но общедоступным благом. За что Таурт была им весьма благодарна.
Увы, на каждое благо цивилизации прилагалась бездонная бочка дегтя, и в данном случае она заключалась в детях. В хреновой прорве детей, которые орали, носились по салону и писались без перерыва. Мамаши слабо блеяли, пытаясь их успокоить, отцы безуспешно притворялись, будто бы их здесь нет, все бездетные пассажиры роптали и возмущались в воздух. Таурт бесилась, нервно теребила в руках салфетку и сдерживала себя в желании взять и выкинуть каждого младенца в свободный полет. Останавливала ее только разгерметизация салона.

Спустя сорок минут от начала полета нежная и ранимая душа покровительницы младенцев не выдержала. Оценивающим взглядом женщина окинула салон и, убедившись в том, что большая часть пассажиров состоит из правоверных мусульман, встала в проходе и сняла блузку.
Таурт самодовольно улыбнулась, наблюдая за праведным, но хвала богам, тихим возмущением.
- Если эта тишина не продержится до конца полета, то я сниму и штаны. И она тоже, - богиня ткнула указующим перстом в Хатхор, лишая ее права выбора. Невежливо, конечно, получилось. Зато стало тихо. Очень тихо.
Женщина с чувством глубочайшего удовлетворения упала в кресло и, закрыв глаза, откинулась на спинку, с кривой усмешкой слушая недовольный шепоток пассажиров. Что ей за дело до каких-то смертных, пока они ведут себя тихо?

Зато смертным было до нее дело. И еще какое. Богиня не заметила, человека, который, интимно прижавшись к стюардессе, прошел в кабину пилота. А если бы и заметила, то, со свойственной ей сварливостью, решила бы, что люди окончательно охамели и потеряли совесть: трахаться – и при детях! Не заметить двух других было сложно. Эти бессовестные сволочи нарушили ее зону комфорта, принявшись зачем-то размахивать оружием и сумбурно требовать от всех заткнуться и лежать. Ложиться было особо некуда, а молчали все и без их ценных советов.
- Сваливать надо, - задумчиво сказала Таурт, быстро оценив обстановку. Но не свалила, хотя сил на перемещение до ближайшей твердой земли должно было хватить. Возможно. На месте ее удерживала Хатхор. Вдруг эта добросердечная решит, что надо не валить, а, напротив, всех спасать?
Немного подумала и добавила:
- Или штаны снимать.

Отредактировано Taweret (2014-09-04 20:15:23)

ЗАЧЕМ?!!

Тысячелетия назад люди придумали своих богов, наделив их бессмертием и многими другими качествами, достигнуть которых, пребывая в жалкой, хрупкой, слабой человеческой оболочке с какими-то жалкими семью-восемью десятками лет жизни практически невозможно. Боги были быстрее, сильнее, красивее людей, а отдельные индивидуумы - даже умнее людей. Некоторые из них не смогли справиться с цивилизацией, потеряли рассудок, предались забвению, но остальные славились не только вышеперечисленными качествами, но и феноменальной памятью, что помогало по-прежнему быть выше всех этих людишек. Таурт относила себя ко второй группе, но ни один из незаурядных талантов не помог богине ответить на простой вопрос.
Женщина задохнулась от возмущения, и несколько секунд глотала воздух, подавившись всеми нецензурными словами, которые она пыталась произнести одновременно.
Сейчас она, бля, объяснит зачем. Затем, что людей шесть миллиардов, а богов, при всем их разнообразии не более нескольких сотен. Затем, что самолеты имеют скверную привычку падать, а оружие, хоть и не смертельно для крепкой божественной оболочки, стреляет весьма болезненно. Затем, что в любом боевике показано, что когда имеет место быть теракт, лучше сидеть тихо и не выеживаться – будет меньше жертв. Ни слуги закона, ни террористы, ни жертвы не любили гребаных героев.
Да, Таурт могла бы это все объяснить. Спокойно, доступно, оставив эмоции при себе. Она могла бы говорить с Хатхор тоном, которым обращалась к обкакавшимся младенцам, которые еще не понимают слов, обращая внимание лишь на интонацию. Таурт могла бы сделать все это, но по глазам спутницы и по тому, как она встрепенулась, когда какой-то маленький гоблин распахнул рот, поняла: это бесполезно. И еще поняла, что никуда они уже не свалят, а мусулимы поспешили это подтвердить.
– Твою ж мать, – сквозь зубы выругалась женщина, когда раздался выстрел. Пуля прошла насквозь и застряла в стене самолета. Таурт смутно представляла устройство этих крылатых монстров, но почему-то ей казалось, что если маленький кусочек свинца прекратит закупоривать им же проделанную дыру, то будет пиздец. Возможно, не совсем полный, но все-таки пиздец.

Богиня исподлобья взглянула на стрелявшего, и укоризненно покачала головой: дескать, нехорошо стрелять в слабых беззащитных женщин.
– Сейчас ты осторожно, без лишней суеты засунешь пистолет себе в глотку, – проинформировала Таурт. Посмотрела на второго – а ты встанешь рядом и положишь пальцы на пусковой крючок. И вы оба будете молиться своему богу о том, чтобы самолет не попал в зону турбулентности.
Голос дрожал от злости, она бы с радостью заставила их убить сначала остальных захватчиков, а затем и друг друга, но Хатхор была права – здесь находились женщины и дети, не пристало им смотреть на такие ужасы. Самой Таурт было плевать, но ее коллега вряд ли оценит такие методы борьбы с терроризмом, она же весь мозг ей пропилит, рассказывая о том, как не следует вести себя в присутствии несовершеннолетних.
Теперь можно было заняться оказанием первой помощи, а потом решать, что делать дальше. Вмешавшись в естественный ход событий, Таурт приняла на себя ответственность за благополучный исход полета. Ну… Или по возможности благополучный. Эти люди не поклонялись ей, не приносили дары, и вряд ли даже помнили само имя богини, но выбора у нее особого не было. Впрочем, люди могли подождать, для начала необходимо было определить физическое состояние Хатхор.
Женщина наклонилась над коллегой и зажала рану столь заблаговременно снятой блузкой.
В голову не пришло ничего иного, кроме раздраженного:
– А я же говорила, предупреждала же, сдались тебе эти мелкие кровососы. Они даже не из нашей паствы, – Таурт горестно вздохнула. В кабине у пилота все еще оставались террористы, и неизвестно сколько их было в салоне второго и третьего класса. И еще ее беспокоило то, что они наверняка слышали выстрел, и наверняка заинтересуются его происхождением: только последний отмороженный дебил будет стрелять без причины на высоте десяти тысяч метров.
Самолет тряхнуло, затем еще раз, сильнее.

«Без тебя тут будет совсем не весело», - сказала Хатхор. И, кажется, где-то в ее размышления закралась логическая ошибка. Веселья тут хватало и без хмурой Таурт, которая, со стороны, будто бы на киноэкране, наблюдала за происходящим в самолете весельем. Всеобщим весельем. Всеобщим безудержным весельем. Если египтянам и следовало написать такой же свод законов и правил, как у христиан, то первой заповедью должно было стоять «Не стреляйте, блять, в богов».
Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Даже если очень хочется, даже есть необходимость. Многие из ее знакомых впали бы в праведный гнев, другие – не обратили на ранение ни малейшего внимания, а Хатхор… Хатхор веселилась. И вместе с ней веселились все пассажиры, террористы, пилот, стюардессы вытирали шапочками слезы, а  за окном как-то криво, рывками, летела терзаемая весельем птица.
Таурт, со свойственным ей оптимизмом, еще успела подумать, что вот теперь-то они действительно потеряли всякую надежду на счастливое приземление, и… нервно хихикнула, чувствуя, как массовая истерия достигает и ее. Женщина строго напомнила себе, что хоть кто-то здесь должен оставаться в здравом уме и трезвой памяти. Хотя вряд ли ее благоразумие могло спасти стремительно несущийся в пиздец самолет.
– Я лишь надеюсь, что в том месте не будет гребаных арабов, –кое-как смогла выговорить Таурт сквозь рвущийся наружу смех. – И это не будет Северный Полюс.
Хотя женское чутье ей подсказывала, что теперь Северный Полюс – это единственное место, где есть шанс не повстречать араба. Тем более, агрессивно настроенного араба.

Не было весело и Ханифу, он оплакивал брата своего, поддавшегося магии подосланных шайтаном женщин. Правда, изредка сквозь хриплый, истерический плач прорывался не менее истерический смех, и тогда шахид начинал отчаянно молиться, уповая на помощь Аллаха. Бог послал своему рабу новое испытание, проверяя его веру на прочность, и Ханиф должен выдержать его с достоинством праведника.
Все было кончено. Ему нет необходимости ждать, когда самолет долетит до намеченной организацией цели. Почему бы не сделать это здесь, над океаном, который в последний раз омоет растерзанное тело Ханифа прежде, чем его душа отойдет в Джаннат.
Ханиф собрал все свое мужество. Зажмурился. И, нащупав заветный клапан, выкрикнул последнюю молитву:
- Нет Бога, кроме Аллаха!

Самолет трясло, шатало из стороны в сторону, то ли стараниями развеселых пилотов, то ли благодаря воздушным потокам. Таурт подозревала, что виноваты и люди, и стихии. Очередной толчок едва ли не свалил ее с ног, но какой-то чересчур улыбчивый джентльмен удержал ее от падения, схватив женщину за ту часть тела, которую обычно не принято пожимать при знакомстве. От неожиданности богиня даже смутилась, и пропустила момент, который подсознательно ждала с той секунды, как в их салоне появились неулыбчивые бородатые мужчики. Она услышала молитву, и, что хуже – она прекрасно знала, что это означает.
Сумбурные, заметавшиеся в голове мысли, вытеснила одна, предельно простая и очень отчетливая: Ну вот. Опять.
Мир разорвался ослепительно белой вспышкой.