Все хорошие истории начинаются в барах – в средневековых тавернах или дальнезападных салунах, в дешёвых кабаках на пути в Мексику или дорогих частных клубах, где слово «дорожка» не имеет никакого отношения к боулингу. Все хорошие истории начинаются в барах, но эта история не была хорошей, поэтому начало ей было положено совершенно в другом месте. И очень зря.
Иуда шёл мимо гулких улиц и одинаковых домов, старых, словно грех. Он слышал колокола, отбивающие часы, хотя на несколько миль в округе не было церквей. Он позабыл почти всё, что знал в детстве, да и в современном мире эти знания никак бы ему не пригодились.
Иуда был очень осторожен – у него под одеждой была голая кожа, и больше ничего. Это всё равно что быть голым, только сверху ещё слой ткани. Знаете, когда вашу кожу сдирают целиком на протяжении пары сотен лет, вы как минимум озаботитесь тем, чтоб на ней было ещё несколько слоёв чего угодно. Хоть липкой лентой заматывайся. Хоть оборачивайся плёнкой с пупырышками.
Колокола в его голове не заглушали криков грешников, но Иуда так привык к ним, что даже не отвлекался. О, как они кричали! Но это было двадцать дней назад. И он решил не углубляться в своё заваленное трупами прошлое – уж лучше радоваться своему заваленному трупами будущему.
Он сбежал из ада, как пёс – трусливо и поджав хвост. В тот момент Иуда видел себя словно со стороны и был сам себе противен. Но немного искреннего отвращения даже может быть освежающим, как солёный огурец после приторного десерта. Последние две тысячи лет Иуда ел огурцы котлами.
«Кажется, здесь нужный поворот», – он свернул к невзрачного вида магазинчику, вывеска на котором оповещала, что здесь можно заложить незакладываемое и выкупить невыкупаемое – что ж, владельцы ломбарда не отличились остроумием. С тех пор, как ростовщичество и сопутствующие виды деятельности стали узаконены, у этих парней мозги перестали работать.
Из магазинчика Иуда вышел, держа под мышкой свёрток – некий объёмный предмет, упакованный в серую бумагу. Перешёл дорогу и купил в первой попавшейся булочной длинный батон, ещё тёплый, как попка младенца. Теперь обе его руки были заняты – в одной свёрток из ломбарда, в другой – батон. Но, словно старшеклассница, возвращающаяся с летних каникул, он нёс с собой скрытое зло.
С этими драгоценностями Иуда направился в парк, к тёмному озеру, где остался зимовать один-единственный лебедь. Его пара скоропостижно скончалась при мистических обстоятельствах, и он, видимо, решил заморить себя холодом. Иуда отломил краюху хлеба и бросил ему – лебедь подплыл ближе со всем достоинством, которое способно проявить существо, чья шея позволяет ему дотянуться до собственного зада.
В парке пахло зимой, снегом с примесью сырой земли и сахарной ватой. Из-под этих ароматов отчетливо пробивался запах честолюбия. Очень знакомый запашок. Иуда покосился на фигуру неподалёку от себя и сказал так громко, чтобы тот услышал:
– Зачем ты так пялишься? На меня, конечно, приятно смотреть, но иногда нужно делать перерыв.
«Ну здравствуй, новый день!» – мысленно ругнувшись, сказал он себе, разглядывая Михаила. – «Это ж какая бабочка на другой стороне планеты должна была так усердно махать своими крылышками, чтобы события приняли такой поворот?»
Со времён их последней встречи утекло много воды и упало много волос. Оголённая кожа на макушке архангела блестела под зимним солнцем.
«Опять кожа. Слишком много голой кожи», – поёжился Иуда, втягивая голову в плечи.
Иуда решил оставаться в рамках приличия, но быстро понял, что они ему тесны. Он сразу выразил свою радость от встречи, запустив в архангела батоном.
– Это древняя еврейская традиция: когда встречаешь старого приятеля, кидаешь в его гнусную харю хлеб в знак уважения. Ты чувствуешь уважение?
Лебедь обиженно крякнул, что, вообще-то, не свойственно столь гордым птицам. Видимо, этого он набрался от соседей-уток. Иуда тоже кое-чему научился у своих соседей в аду. И стрельба батоном по зарвавшимся крылатым только открывала этот список.

[AVA]http://savepic.ru/5929642.png[/AVA][SGN][/SGN]

Михаил был на карнавале Упавших братьев? Что ж, пускай. Пусть видит, как столь дорогая ему земля отходит к нижним этажам мироздания. Ад и рай всегда засматривались друг на друга, с вниманием ревнивого соседа выглядывая, что такого есть у других, чего им самим не хватает. Ведь у соседа трава всегда зеленее.
Что до Иуды, так он считал, что качество травы всегда связано с тем, насколько хорошо она удобрена дерьмом. Эдемские сады вот от него очень хорошо цвели.
Злобный взгляд, которым Иуда сверлил архангела, портил воду в колодцах и делал женщин бесплодными. Увы, Михаил не был ни женщиной, ни колодцем. Глядишь, история пошла бы совсем другим ходом.
– Вы, чёрт возьми, что? – он прищурился так, что из-под кустистых бровей совсем стало не видно глаза. – Нуждаетесь? Во мне?
Он расхохотался. Получилось громко и фальшиво. Иуда переместил свёрток из одной подмышки в другую и шлёпнул по батону, выбивая его из рук архангела. А после ткнул Михаила пальцем в грудь. Вышло очень угрожающе.
– Ты обманул меня! Подставил! А потом бросил, сукин ты сын. В аду!
Иуда часто представлял себе эту встречу. Как водится, прокручивал мысленные диалоги, придумывал реплики себе и оппоненту. Несколько раз выступал с ними на собрании Клуба – так что карнавал не был его дебютом, с этим крылатый ошибся. В общем, за две тысячи лет этот разговор был Иудой полностью продуман и заучен. Вот только Михаил начал говорить не по сценарию. Пришлось импровизировать.
Для начала он ударил его под дых. Тому, конечно, мало вреда, зато Иуде приятно. Потом добавил в челюсть, отчего рука тут же заныла.
На лбу Иуды пульсировала венка, глаза вращались и грозились выкатиться из орбит, а голос время от времени переходил на частоту, доступную слуху только летучих мышей, дельфинов и посланцев божьих.
– Когда люди умирают, они обычно слегка потрясены, или обижены, или даже хуже. И всё, что им нужно, это доброе слово и дружелюбное лицо. Я же встретил Азраила. АЗРАИЛА! – он перевёл дыхание и продолжил уже тоном более спокойным, но не менее злым: – Когда он пришёл за мной, я повернулся и сказал, что он – бессердечный, чванливый, фригидный ублюдок. Только я это не так вежливо сказал.
Наконец-то высказать наболевшее своему врагу прямо в лицо было... освежающе. Тем более какое у Михаила было лицо! Всем лицам лицо! Такое лицо хочется немедленно протащить по забору из колючей проволоки.
Естественно, ту часть, где «ты сможешь занять место на Небесах», Иуда пропустил мимо ушей. Во всём, что касалось небес, он придерживался тюремных правил: не верь, не бойся, не проси. К тому же он ещё не определился со своими планами на ближайшее будущее – стоит искупить старые грехи или наделать новых? – и не хотел, чтобы какой-то бильярдных шар с крылышками им манипулировал. Опять.

[AVA]http://savepic.org/6176408.png[/AVA][SGN][/SGN]

Михаил всё говорил и говорил, но за его словами, высокопарными и преисполненными небесной мудрости, Иуда слышал только: «Я мудак. Я сферический козлина». А хуже всего то, что архангел действительно верил своим словам. Он действительно считал себя правым и непогрешимым.
«Плохие, стало быть, не так уж плохи, когда есть хуже», – подумал Иуда.
– Не трогай мою душу – она мне как раз впору, – зло выговорил он и снова ткнул в Михаила пальцем.
Его кризис веры затянулся лет этак на две тысячи. Поэтому следующие слова архистратига рая Иуда выслушал с изрядной долей скептицизма. Поверить, будто божий сын отказался от своего предназначения и бросил человечество, мог лишь тот, кто не знал его.
– На небе или на земле, Иисус существует для того, чтобы нам было стыдно за мастурбацию.
Иуда отвернулся, не в силах вынести энергии, которая на него обрушилась – казалось, что если он посмотрит в глаза Михаила на секунду дольше, то из его собственных пойдет кровь и он ослепнет.
Он побледнел, язык повернулся с трудом, выговаривая:
– И не смей больше говорить о нём.
Иуда отошёл к пруду, остановившись у самой кромки воды. Он всматривался вдаль, пытаясь понять, что чувствует – и способен ли чувствовать хоть что-то. Он уже давно жил с мыслью о том, что внутри у него – пустота, словно оттуда выкачали всё, что когда-то делало его человеком. Ему в лицо дул зимний ветер, но Иуде не было холодно. Если он порежет руку, то не почувствует боли. Вот только сейчас он чувствовал себя таким злым, что был почти что жив.
Когда Михаил оказался рядом, Искариот очень тихо, сквозь зубы, спросил:
– Скажи, тебе хоть немного было стыдно? Или небесным созданиям неведом стыд? Хотя бы раз ты вспомнил меня – парня, которого нашёл в худшие его дни и сыграл на его слабости. А ему это стоило жизни и души.
Слепой гнев наполнял Иуду – гнев на весь мир, на демонов и на ангелов, на тех, кто убивает, и тех, кто обрекает на бессмертие, на богов, языческих и прочих, на людей, наконец на Михаила и даже Мессию… на чудовищную несправедливость судьбы, решившей отобрать у Иуды всё, а потом явившуюся за добавкой.
Он будто был наполнен бурлящим азотом, который, как известно, закипает при температуре минус двести градусов. Должно быть, таким же морозным пламенем питается неистовство чертей, обитающих в буддийском Лотосовом Аду, где царит вечный холод. Иуда познал другой ад. Говорят, когда замерзаешь до смерти, не чувствуешь боли – тебя клонит в сон, который становится избавлением. В своём аду Иуда умирал множество раз, но ни один из них не был избавлением, потому что за смертью обязательно шла жизнь... или то, что таковой там считали. Поднесите руку к пламени свечи хоть на минуту и поймёте, какая смерть – от холода или огня – самая болезненная.
Но демоны лгут, так с чего бы ангелам говорить правду?
Он развернулся и оказался к архистратигу лицом к лицу. Но не ударил. Вместо этого Иуда трясущимися от бешенства руками стал поправлять ему галстук.
Он хотел сказать: «Скорее Солнце рассыплется пеплом, чем я стану помогать тебе». Он хотел сказать: «Я хочу, чтобы этот мир был уничтожен. Ангелы, демоны, боги – катитесь вы в бездну со своими глобальными планами и высшей справедливостью». Он бы посоветовал: «Порвите друг друга на части, туда вам и дорога». Но вместо этого Иуда сказал:
– Нашёл бы ты себе другого идиота. Или бабу.

[AVA]http://savepic.org/6176408.png[/AVA][SGN]- Ксендз! Перестаньте трепаться! - строго сказал великий комбинатор. - Я сам творил чудеса. Не далее как четыре года назад мне пришлось в одном городишке несколько дней пробыть Иисусом Христом. И всё было в порядке. Я даже накормил пятью хлебами несколько тысяч верующих. Накормить-то я их накормил, но какая была давка! (с)[/SGN]