В своё время Диан Кехт с удивительным смирением перенёс христианизацию. Увидел, как в календарь набились дни святой Бригитты, Святого Патрика и прочих божьих угодников, ставших покровителями его родной земли. Не расстроился он только по одной причине: вместе с Рождеством и Пасхой ирландцы по-прежнему помнили про Лугнасу и Имбольк, про Самайн и Бельтейн.
Главной причиной зимней депрессии было другое: покупочная лихорадка, граничившая с безумием. Охваченные ажиотажем, люди крушили друг другу кости на распродаже не хуже, чем в те славные времена, когда клан О'Хара выходил бить клан О'Мэлли. В госпиталь Святого Джеймса привозили людей с самыми разными магазинными травмами. Диан Кехт, который когда-то зашивал воинов прямо на поле боя, малодушно дрогнул, когда мимо него провезли человека с вешалкой в глазу.
Самоубийц, в том числе и неудавшихся, тоже стало больше. Отделение интенсивной терапии переполнилось, и врачи не справлялись с потоком пациентов. Диан Кехт дневал и ночевал в отделении, а дежурные доктора были слишком уставшими, чтобы спрашивать, почему он не уходит домой.

Туата де Дананн подходил к каждому из умирающих, касался узкой ладонью покрытого испариной лба и замирал, будто прислушиваясь к чему-то. Он сверялся с законами мироздания, размышляя, пришло время пациента или нет. Некоторых он спасал, вытягивая с самой грани, и никто не замечал его трудов. Родственники больного громко хвалили Бога или Деву Марию, и кельт еле заметно морщился от обиды.
Некоторые, впрочем, всё-таки уезжали из реанимации вперёд ногами. Принципиальный Диан наотрез отказывался не только воскрешать, но и вытаскивать тех, кому суждено было умереть. И врачи охали, видя, что график смертности снова ползёт вверх.

И тогда из Норвегии приехал Тот-Самый-Доктор. Именно так его и называли, с заглавной буквы, поэтому интерн Кехт с нетерпением ждал заезжего специалиста. И очень удивился, когда чудо-доктор, при упоминании которого завотделением растекался медовой лужицей, оказался хрупкой изящной дамой. Нет, Диан Кехт ничего не имел против женщин, работающих в медицине! В конце концов, его собственная дочь Аирмед была одной из самых прославленный целительниц Эрина, и отец ей очень гордился. Просто надеялся, что норвежский врач не будет очень сильно приглядываться к приставленному интерну: мало ли, ирландцы ведь уже все привыкли и к ненормированному графику Диан Кехта, и к его старомодным манерам. А женщины, как правило, наблюдательнее мужчин.
- Прошу вас, миледи, - вот первое, что сказал Туата де Дананн, проводя для норвежки экскурсию по отделению. - Вот наша скромная обитель. Работы, правда, многовато. Вы как раз вовремя...
На большее его не хватило, к концу фразы кельт сделался как-то совсем тих и грустен. Он уже успел почувствовать божественную ауру вокруг незнакомки и понял, что незамеченным ему ходить недолго. Однако Диан Кехт первым ни в чем признаваться не собирался.

Отредактировано Dian Cecht (2014-09-28 22:18:43)

Диан Кехт не умел прятаться, и от полного разоблачения его обычно спасало то, что люди не верили ни в богов, ни в знаки судьбы, ни - о ужас! - в законы мироздания. Люди просто жили, как им было удобно, и мало что их интересовало. С одной стороны, такое равнодушие очень удручало кельта, который привык к совсем иному отношению. Но с другой, даже он не мог не признать, что его плохо продуманная история якобы студента якобы медика только поэтому и существует. Полиция даже ни разу не проверяла у него документы! Очень кстати, потому что их не было.

Зато спрятаться от проницательного взгляда норвежской целительницы Диан Кехту было некуда. Он уже не мог даже мысленно называть её просто "доктором" - всё-таки это понятие говорило об ограниченности человеческой медицины лекарствами и медтехникой. Слово "целитель" подразумевало нечто... большее. Например, возможность исцелять простым наложением рук. Применение божественной силы могло даже воскресить, хотя этот вариант для Туата де Дананн был запрещённым. Нельзя возвращать тех, кто должен уйти за грань.
Услышав своё имя из уст пока ещё незнакомой богини, Диан замер. Первой мыслью было: "Откуда она знает моё имя?". Второй: "Ну конечно, на мне же это в прямом смысле написано".
Простой бэйджик на халате интерна много мог бы сказать тому, кто знает религию Эрина, даже без наличия божественной ауры. А аура была. И неслабая.

Кельт остановился, обернулся и улыбнулся Эйр доброжелательной, немного вопросительной улыбкой. Он умел спрашивать, не говоря ни единого слова. Сейчас, например, он не отказался бы узнать, как здесь оказалась скандинавская богиня. Диан Кехт раньше не слышал о ней, ведь всё это время он провёл на родине, причём где-то в глуши, и только недавно выбрался в большой город. Но она показалась ему доброй и понимающей - кельт вообще любил считать окружающих именно такими, пока они своими действиями не переубеждали его.
- Хорошо, Эйр, - покладисто сказал Туата де Дананн, хотя "миледи" было не худшим вариантом. Он вполне мог величать её все каникулы как-нибудь вроде "о благородная госпожа!" и считать, что так и надо. - Может быть, ты согласишься рассказать, что привело тебя в Дублин? Официальную версию я, конечно, уже слышал: обмен врачебным опытом и всё такое. Но мне почему-то кажется, что это не всё? Мы редко путешествуем без надобности.

"Мы" значило "боги". Хотя Диан Кехт так и не произнёс это слово вслух, он уже признал и признался, кем является на самом деле. По крайней мере, не стал отрицать.
Он покопался в карманах, достал из левого резинку для волос и одним быстрым движением стянул волосы в хвост. Улыбнулся снова.
- Если хочешь, могу всё показать тебе. Это хорошая больница, и здесь работают достойные люди. Правда, - кельт замялся, - не все они умеют лечить, но я пытаюсь это исправить. Как-нибудь не очень заметно.
"Если бы у меня было в запасе лет семьдесят, чтобы поработать с местными докторами!" - подумал Диан Кехт и даже хотел сказать это вслух, но не успел.
В коридоре раздался топот, и трое врачей бросились в приёмный покой.
- Что случилось? - спросил Диан, перехватывая одного из бегущих за рукав халата.
- ДТП, - пропыхтел доктор, пытаясь вырваться из цепких пальцев кельта. - Целая семья разбилась...
И побежал дальше.
- Мне кажется, нам стоит вмешаться, - Диан Кехт развернулся в ту же сторону, куда бежали врачи, и потянул Эйр за собой. - И вмешаться прямо сейчас.
"Надеюсь, законы мироздания будут не против", - подумал кельт тоскливо.

Диан рад был бы спасать всех, но это было невозможно. Если продлевать жизнь каждому раненому, возвращать с того света всех умирающих, то на земле не останется места для новых поколений. Прадеды должны приносить себя в жертву правнукам, а не наоборот. Значит, спасать жертв ДТП тоже надо было не всех - именно на этом и настаивали законы мироздания. Кельт тенью следовал за Эйр и, пока она изучала состояние водителя, остановился у каталки с девочкой. Жизнь ещё теплилась в ней. Еле-еле. Диан вздохнул: она была очень похожа на его собственную дочь, когда той было... ну, лет пять. Этот вздох был вздохом облегчения - никаких признаков того, что ребёнок должен умереть, он не обнаружил. Значит, можно смело спасать. Тонкие бледные пальцы коснулись запястья девочки: ниточка пульса билась, постепенно истончаясь. Но от прикосновения руки целителя  девочке вдруг стало лучше: сердце забилось ровнее и сильнее. Диан Кехту не нужна была медтехника, чтобы отгонять смерть. но приходилось притворяться, что пищащие приборы - это то, что нужно для экстренного возвращения с того света.
Кельт бросил на Эйр взгляд, полный недоумения. Хорошо сказать "помоги мне, Диан", когда вокруг клубится туча народа. Он мог помочь ей как интерн, но эта помощь была бы ничтожно малой. И он мог помочь ей своей силой - как врачеватель. Но... но не при всех же! Диан Кехт немного побледнел, но тут же подошёл к скандинавской богине.

Каталки отправились в палату интенсивной терапии - всего две. Третья, с только что умершим мужчиной, покатила в направлении морга. Мать и дочь только предстояло спасти. По дороге кельт немного жульничал: постепенно число врачей, сопровождавших каталки, становилось всё меньше и меньше. Сила убеждения пока что сбоев не давала: у докторов внезапно находились очень важные дела. Даже куда более важные, чем спасение умирающих. Диан Кехту не хотелось лишних свидетелей.
До палаты пациентки доехали вполне себе живыми, но, если девочка имела все шансы спастись, то её мать медленно умирала. С каждым вздохом она подходила всё ближе и ближе к той грани, что отделяет мир живых от мира мёртвых. И Диан сомневался, что должен её спасать. Он видел печать смерти - женщине было суждено разбиться в этой аварии. Именно ей. То, что погиб её муж, нелепая случайность. Вот его-то как раз можно было бы спасти, не умри он по дороге.
Диан Кехт вздохнул ещё раз, и от этого вздоха зарыдал бы самый закоренелый злодей - столько грусти в нём было. Впрочем, предаваясь таким размышлениям, кельт успел прицепить все нужные проводки на все нужные конечности, хотя к приборам по-прежнему был нетерпим. Его движения, в отличие от мыслей, были спокойными и уверенными. Целитель знал, что девочка будет жить. Девочка должна жить.

- Поручаю её твоим заботам, Эйр, - мягко сказал Диан Кехт. - Но я умоляю тебя, не истязай ребёнка шприцами. Надеюсь, ты ещё помнишь, как запускать сердце?
Он покосился на дефибриллятор с выражением лица, которое можно было бы описать "это всё для любителей, настоящие мастера обходятся и так".
И отошёл к умирающей матери. Женщина была молода и бела, как бумага. При аварии ей зажало ноги с такой силой, что теперь вместо конечностей было два окровавленных куска. Кровь уже пропитала и бинты, и простыни, губы женщины медленно начали синеть.
Диан Кехт опустил пальцы в окровавленные тряпки. И кровь перестала течь. Запищали приборы, по экрану поползла прямая линия.
Кельт ждал - секунду, другую, третью. Потом взглянул на часы и сообщил: "Время смерти - 7 часов 15 минут".
Он надеялся, что Эйр поймёт. Он мог бы... да, он мог бы спасти эту женщину. Даже сейчас он ещё был в силах заставить её сделать вдох.
Но нельзя.
Это было против законов мироздания.

Отредактировано Dian Cecht (2014-10-16 23:13:21)