In Gods We Trust

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » In Gods We Trust » Архив завершенных флэшбэков и AU » (~ 5 тыс. лет до н.э.) Asche zu Asche


(~ 5 тыс. лет до н.э.) Asche zu Asche

Сообщений 1 страница 10 из 10

1

Время действия: ~ 5 тыс. лет до н.э.
Участники: Люцифер, Самиаза.
Место событий: ад.
Описание: падший нефилим задумал потеснить Люцифера с престола и занять его место. Тщательная подготовка, безрассудное покушение - уже позади. Осталась только предсказуемая развязка.
[AVA]http://6.firepic.org/6/images/2014-10/14/xw7bjbt9mrjs.jpg[/AVA]

Отредактировано Samyaza (2014-10-17 11:41:45)

0

2

[AVA]http://static.diary.ru/userdir/5/8/6/2/586277/81942410.jpg[/AVA]
На щеке Люцифера заходилась дрожью какая-то мелкая мышца, и от этого было смешно.
Посмотрите на него - падший ангел, некогда любимый сын Господина Бога Яхве - и с нервным тиком. Кто вообще мог бы предположить, что у бессмертных может быть нервный тик?
Однако же.
Ну а напротив него стояла причина.
Самиаза, проклятый колдун. (Хотя на изнанке добра с ругательствами сложно - все они здесь прокляты, а Люцифер так первый среди всех.)
На помощников Самиазы Люцифер не обращал внимания - они не представляли опасности, согбенные и слишком напуганные присутствием Аваддона за их спинами.
А ведь Аваддон тоже не обращал на них внимания, сосредоточившись только на нефилиме. Острие меча прижималось к его шее - Аваддону достаточно было шевельнуть рукой, чтобы отворить Самиазе горло.
Люцифер же не хотел такой простой казни.
Он был в ярости. Он хотел схватить нефилима за волосы и яростно шипеть: Ты хоть понимаешь, что я, я, я, я мог умереть?!
Как будто нападение могло быть ошибкой.
Ха-ха.
Люцифер сцепил пальцы в кулаки, борясь с очередным порывом прикоснуться к своей груди, чтобы проверить - там ли еще его сердце? В тот момент, когда заклинания помощников и учеников Самиазы сковали его, он ясно услышал тишину у себя между ребер.
Тишина разрасталась, поглощала все его тело, странным образом превратившись в звон в ушах, и тогда Люцифер понял, что умирает. А поняв, ощутил злость.
Злость заполнила пустоту в груди, злость придала сил, злость призвала на помощь Аваддона, злость требовала выхода.
- Послушай меня, прах, - сказал Люцифер. - Ты возомнил себя лучше меня.
Да. Вот оно, самое страшное, самое непростительное из преступлений в глазах Люцифера.
Он совершил его сам, восстав против Яхве, и теперь-то прекрасно понимал последствия для себя. Это если рассуждать логически. А если отбросить логику, то в Деннице так и кипела, так и переливалась через край обида.
Он здесь самый лучший.
Самый красивый.
Самый сильный.
Самый достойный.
Самый свободный.
Самый-самый-самый.
И никто не посмеет превосходить его хоть в чем-то!
- Я воздам тебе тем же, что ты хотел причинить мне, - сказал Люцифер. - Я вырву твое сердце.
(Я вырву твой язык, я съем твои глаза - и ты перестанешь смотреть так непокорно!)
- Но сначала, - сказал Люцифер, - у меня вопрос к этой плесени рядом с тобой.
Аваддон немедленно наградил обоих помощников пинками. К их чести, они хотя бы не стали пищать.
Люцифер сделал шаг ближе, спрятав руки за спину (смотрелось солидно, удерживало от проверок сердца).
- Я добр, - сказал он, и это было ложью: Люцифер был зол. - Я дам вам шанс, которого мне не предложили - а если бы и предложили, я бы отказался. Я дам вам шанс на прощение.
Сказав так, он кивнул Аваддону:
- Отойди.
Аваддон, может, и подумал себе что-то, но повиновался. И тогда Люцифер сказал этим двоим, указывая на учителя их и покровителя, Самиазу:
- Убейте его.

+5

3

Здесь была особая тишина. Так звучат последние минуты жизни.
Крупицы утекающего времени и гордость – все, что осталось у нефилима. Что у него не мог забрать даже Люцифер. Гордость, невидимый крючок, на который попало немало падших, по-прежнему была крепким остовом для колдуна. Самиаза смотрел без злобы, но с вызовом. С холодным спокойствием вместо рабского смирения. В ускользающие мгновения своего существования он все еще не признавал себя покоренным, и, должно быть, этим очень бесил Люцифера.
Первый из падших.  Освободитель или лжец - но единственный. Его боготворили, а если и презирали, то молча.
И вдруг плевок в раздутую гордыню.
Досадно – для того, кто верит в собственную исключительность.
Когда Денница замолчал, недолгое безмолвие отозвалось ударами его сердца. Его стук Самиаза слышал особенно остро - он напоминал об ошибке. Ладони колдуна еще покалывало от ощущения затухающего пульса. В тенетах его заклинаний, оно звучало все тише, тише, тише… Остановилось – подарив недолгую тишину, вместе с ней и надежду,  а потом - понимание.
Колдуна тоже подвела гордыня.
И сердце Люцифера снова забилось, а он стоял на коленях пред ним, живым, и его горло жгло лезвие клинка Сариэля. Или Аваддона – как после падения назывался служака Светоносного. 
Вместо дьявола сегодня умрет другой.
Умирать не страшно. И не боль пугала колдуна. Он боялся сломаться – уподобиться своим ученикам, что с готовностью вняли указке Люцифера. Отвратительно жалкое зрелище. Самиаза знал, как они думают, и как будут действовать. Что ухватятся за подачку, и чтобы спасти себя без тени сомнения пойдут против своего учителя. Он сам учил их предавать и безжалостно сдирал с них ангельские шкуры. Они легко приняли новые роли.
Клинок Аваддона ушел в сторону, но колдун не спешил подниматься с колен – спокойно смотрел на приближающихся падших. В их глазах горела отчаянная жажда жить, внемля которой они голыми руками раздерут Самиазу, а потом и друг друга. Слепые глупцы, а теперь еще и дважды предатели. Не существовало такого сценария, где Люцифер оставит им жизнь, однако в ушах обреченных его обещания прозвучали убедительной истиной. Будь они умнее или меньше напуганы - поняли, но они все еще оставались разменной монетой, жертвой, что Самиаза, не задумываясь, бросил на алтарь своих амбиций, игрушкой в руках Люцифера. 
Со стороны могло показаться, что Самиаза не собирается защищаться, а ждет, когда падшие подойдут ближе. В том, чтобы принять быструю смерть от вчерашних союзников и избежать расправы Денницы, была своя логика, но такая смерть потешит чужую гордыню. А для Люцифера у колдуна были иные дары.
- Я не последний, Люцифер. Будут и другие, - произнес Самиаза. Смотрел он на Денницу. Это был первый его подарок – понимание, что колдун стал первым, кто рискнул пойти против него, после того как он отвоевал право называться князем преисподней, но будут и другие. Кто возжелает власти. Кто посчитает себя лучше.
Смазанная тень выдала движение.
За спиной нефилима раскрылись белоснежные крылья, и первый удар он принял живым щитом. Хрустнули кости, колдун пошатнулся, едва удержавшись на коленях. Били отчаянно, с глухой злобой, что рождается не из ненависти, а из страха за свою шкуру. Самиаза выбросил вперед руку, вкладывая остатки силы в одно-единственное прикосновение, и ученик осыпался серым тленом.
Таким же удобрением мог быть стать Люцифер.
Удар уронил нефилима на землю. Мысленно он порадовался, что заклинание вытянуло все силы его помощников, иначе торжествовал бы Денница, глядя как те рвут на части своего покровителя. Страх плохой советчик, страх заставляет делать ошибки. Вот и другой его ученик не избежал их, а колдун увидел, и острые когти пробили грудную клетку.
Его не останавливали - самоуверенный, гордый дьявол и его верный пес.
Самиаза раздвинул ребра еще живого существа и вынул пульсирующее сердце. Даже на ладони оно продолжало биться, гоняя воздух вместо крови – крохи силы колдуна не давали ему замолкнуть. Он улыбнулся, вновь поднялся и бросил его под ноги Люциферу.
Оно сократилось, еще раз и еще…
И замолкло.
Это был второй дар нефилима – память.
[AVA]http://6.firepic.org/6/images/2014-10/14/xw7bjbt9mrjs.jpg[/AVA]

Отредактировано Samyaza (2014-10-17 15:48:05)

+3

4

[AVA]http://static.diary.ru/userdir/5/8/6/2/586277/81942410.jpg[/AVA]
Люцифер, склонив голову, немигающим взглядом следил, как Самиаза убивает своих учеников.
Его глаза были - как дыры на лице, через зрачок пробивался яркий свет.
Люцифер запоминал.
Его не обеспокоили слова Самиазы, что будут другие - он знал, что будут другие, но не собирался думать о них до тех пор, пока они не появятся перед ним во плоти.
Сейчас его врагом был Самиаза, и Люцифер запоминал - движения, тактику, все то, что пригодится в следующий раз.
Чтобы не было сюрпризов. Чтобы даже на мгновение Самиаза больше не смог увидеть растерянность на лице Денницы.
В том, что следующий раз будет, Люцифер не сомневался.
Смерть - дело конечное. Самиаза вернется и попробует еще раз, это легко читалось по его лицу.
"Наглец", - беззвучно шевельнулись губы Люцифера.
Первый, а после и второй приспешник колдуна пали от его рук.
"Непокорный наглец".
А после Самиаза вынул из груди погибшего сердце, и Люцифер почувствовал, как его начинает трясти - не от страха, конечно.
Вот что случилось бы с ним. Пусть вина была бы не на силе Самиазы, а на его, Люцифера, беспечности - точно так же колдун держал бы на ладони его сердце, истекающее кровью и светом, и точно так же святотатственно швырнул бы его на землю.
"Как. Ты. Смеешь".
- Как ты смеешь, - процедил Люцифер, делая шаг вперед (брезгливо перешагивая через мертвый комок плоти) и становясь напротив Самиазы. - Как ты смеешь, прах?
Он обеими руками вцепился в плечи Самиазы, нажал, принуждая если не склониться, то сгорбиться.
- Я твой повелитель, колдун, - сказал Люцифер. - И ты восстал против меня. Был ли так же обречен на это, как я был обречен выступить против Яхве? 
Он не ждал ответа - по той простой причине, что Самиаза не был исключительным, как сам Люцифер. Запоминающимся, пожалуй, но не исключительным.
Ему не было суждено быть повергателем царей. Главное, чтобы он сам это понял.
...И Люцифер собирался ему это показать.
Он обдумал идею превратиться в змею, проглотить нефилима и потом сплюнуть его переломанные кости, раздавленные пищеводом.
Он обдумал идею сжечь нефилима на костре.
Или отнять его разум.
За мгновение он успел рассмотреть и отбросить не менее десятка наказаний для Самиазы, но злость клубилась в его голове и требовала одного - смерти для посягнувшего.
Люцифер глухо заворчал - бессловесно, как животное, не заботясь, что подобное не пристало совершеннейшему из ангелов.
(На то он и совершеннейший, чтобы ему было позволено все.)
А после вцепился - как животное - Самиазе зубами в шею, а руками, в крыло.
Рывок, треск, хруст - И Люцифер, не жуя, проглотил вырванный кусок мяса, а оторванное крыло отшвырнул в сторону. Туда тут же начали сбегаться крошечные гадкие существа, расплодившиеся в последнее время вокруг в количестве.
Люцифер весело ухмыльнулся окровавленным ртом, даже смешок издал - высокий и неожиданно болезненный, контрастирующий с оживлением на лице и мертвой белизной глаз.
- Отвечай мне, - сказал Люцифер, требуя от Самиазы одновременно слов и действий.

+3

5

По шее потекла горячая кровь.
Самиаза рассмеялся.  Он ответит, непременно ответит  – по-своему.
Люцифер все еще хотел напугать его, переломать и заставить повиноваться. Вынудить молить о прощении или милостивой смерти. Люцифер тонул в гордыне и сгорал в огненной ярости, и с каждым вздохом все меньше походил на светоносного сына создателя.
На бешеное животное и только.
Чтобы довести его до бешенства, колдуну не требовалось и усилий - каждое слово, каждая насмешка попадали точно в его непомерную гордыню.
Гневом заражался и нефилим – гневом бессилия, гневом загнанного в угол; он заставил его рвать когтями лицо, шею Люцифера, пока Денница с таким же остервенением выдирал его крыло. Два божьих ангела, обратившиеся в зверей, чья подлинная суть пробралась сквозь останки творения Яхве.
Когда человеческий пророк принес стражам весть о гневе Господнем на своих оступившихся сыновей, колдун ждал, что Творец отнимет у них крылья. Или что их срежет Михаил, когда он низвергнул его в огненную бездну. Или что лишится их в сражении с падшими собратьями. Но Самиаза никогда не допускал мысли, что когда-нибудь ему придется выдирать их из своей спины.
А ведь это было бы нагляднейшим  олицетворением бунтарства.
Алый туман боли отступил – ненадолго, словно выжидая и переводя дух, чтобы наброситься снова. Через плечо нефилим завел руку за спину, крепко ухватил уцелевшее крыло за плечевую кость. Свежая рана отдавалась жгучей пульсирующей болью, и Самиаза стиснул зубы.
- Я не был обречен восстать против тебя, Люцифер,  - хрипло процедил колдун. – Я мог стать таким же… верным псом и есть у тебя с рук… благодарно принимать и подачки, и пинки… как он.
Самиаза зло улыбнулся. Остаток его жизни обратился в злую насмешку – над Люцифером, над замершим подле него Аваддоном, над ним самим. Бессмысленное нагромождение злобы и бессилия.
- Но я не захотел… - крыло неохотно поддавалось. – Я желал увидеть твою смерть.
С ног до головы его вновь окатило жгучей болью и кость, наконец, обломилась. Тяжело дыша, дрожащей от напряжения рукой колдун держал оторванное крыло. Замер, вглядываясь в пристально в мертвенно белесые глаза Денницы. Ни мысли, ни движения – ничего.
- Крови жаждешь? – Самиаза снова улыбнулся застывшей, перекошенной от злости и боли улыбкой. Шагнул к Люциферу – медленно, волоча за собой окровавленное крыло. Нефилим понимал, что эта издевка над Денницей, скорее всего, окажется, последней. Неплохое начало, за которым последует скорое окончание. Тем лучше для него.
- Ешь, Люцифер… – быстрым рывком колдун оказался рядом со светоносным. Хотел бы он затолкать крыло ему в глотку… но ни сил, ни возможности у него уже не было. Свободной рукой нефилим вцепился Деннице в шею.
- Ешь, - прошептал Самиаза и занес руку, чтобы с силой прижать крыло - к лицу Люцифера.

[AVA]http://6.firepic.org/6/images/2014-10/14/xw7bjbt9mrjs.jpg[/AVA]

Отредактировано Samyaza (2014-11-05 09:15:12)

+1

6

Пальцы Люцифера сомкнулись на запястье мятежника, сжались с силой, которой было достаточно, чтобы раскрошить камень в бессмысленный песок, удлиняясь, обрастая алмазно-твёрдой чешуёй. Ногти вытянулись острыми смертоносными когтями и вонзились в кожу Самиазы отравленными иглами.
Он, откинув голову и не отрывая от колдуна сияющего взгляда, отвёл от лица его руку, сжимающую оторванное крыло, - знак высшего происхождения, святости и божественной благодати, превратившийся в отвратительные лохмотья.
Мятежник был жалок. В своём наивном стремлении не быть сломленным - не казаться сломленным, - в своей попытке - шокировать? издеваться? довести Люцифера до исступлённого гнева и тем самым приблизить свой без того скорый неизбежный конец? - в своём показном равнодушии к боли. Он был жалок в своей уверенности, будто понимает Люцифера, будто он видит его насквозь и знает его слабые стороны. Самая опасная ошибка - вообразить, будто ты понимаешь своего врага. Именно она впереди других ведёт тебя за руку прямо к бездне. Самиаза полагал, будто его пророчества могут заронить семена страха в душу Светоносного. Будто он сделал и сказал нечто такое, что отпечатается вечным подозрением на его всё ещё бьющемся вопреки всем стараниям сердце. И, как и многие другие, колдун воображал, будто гордыня переполняет первого среди падших, будто она имеет над ним власть, будто что-то может иметь над ним власть, подчинить его, точно куклу, податливый кусок глины, лепить из него, ваять, строить. Несчастные. Они равняли его с собой, но он не был одним из них. Никогда не был.
- Желания губят смертных, - произнёс Люцифер, и в его голосе отдавалось железом шипение змея, - Осознай же, как низко... - положив вторую ладонь на плечо Самиазы, он надавил, чтобы заставить его склониться, вынудить встать на колени, - Как низко ты пал.
Сияние его глаз становилось всё ярче, но ярость, орошённая кровью, стыла, оборачиваясь колючим льдом. Он поднял руку, чтобы оторвать от шеи пальцы мятежника - ослабевшие, скрючившиеся, точно птичья лапка. Изуродованное крыло - первое из оторванных - уже почти смешалось с пылью, уничтоженное ужасающе скорым тленом, который здесь, в Бездне Мрака, ожидал всё, что было создано на Небесах. Конец другого волочился по земле, пачкая её кровью предателя. Птица, лишённая крыльев. Птица, которой больше не суждено летать.
- Ничтожество, - Светоносный выпрямился, всё ещё вдавливая ладонь в плечо Самиазы, и распахнул собственные крылья, всё ещё остающиеся частью сущности Ангела Света - обманка, маскарад, тень былого величия или доказательство неиссякаемой, неиcтребимой мощи и превосходства? - безупречные, чистые, испускающие мягкий потусторонний свет в мраке безнадёжности преисподней, они изогнулись, точно он всё же решил простить предательство и хотел отечески обнять мятежника, подарив ему долгожданный покой.

Отредактировано Lucifer (2014-12-03 14:49:14)

+3

7

От света чужих крыльев перед глазами яркие всполохи. Сквозь них что-то видно – что-то, что колдун не в силах разобрать. Что-то неуловимое, ускользающее всякий раз, стоит лишь сосредоточиться и задержать взгляд.
Самиаза отчаянно не хотел подыхать вот так, бесславно – даже с ясным осознанием, что иного выбора у него нет. Выбора у него вообще не было, а все, что оставалось – это последние минуты в обществе Люцифера и пока еще держащийся ледяной самоконтроль. Нефилим чувствовал, как тот начинал трещать, как его сносит в звериную злость, отсутствием которой совсем недавно он так гордился. Какой смысл все еще считать себя несломленным, если уже проиграл - что в этом углу, куда он загнал себя, можно посчитать достойным, а что - правильным?
Он бил по чужой слабине, насмехался, однако каждое его действие только прибавляло понимания – Люцифер слеп в своей гордыне. Он не видит, и не прозреет - никогда. Даже если сам Творец спустится в преисподнюю.
Ирония всей ситуации заключалась в том, что здесь не было ни достоинства, ни верного решения. А только два ослепленных гордыней падших. Один из них оказался сильнее, и вел действие к предсказуемой развязке. Она была бы такой же, если бы перевес силы оказался на стороне другого.
Сами того не замечая, они стали к людям гораздо ближе, чем того же хотели. Утонули в их страстях с головой. Борьба за власть, за крохи силы, за благосклонный взгляд правителя… Все это Самиаза уже видел, только там, наверху – на земле. А теперь они копировали людей, топили друг друга в крови и пожирали точно зверье.
Рука Люцифера давила его к земле. Все это время Самиаза держался на остатках самообладания, и его оказалась недостаточно. Тогда на помощь пришла злость – нефилим выпустил ее наружу.
- Как низко я пал, - не отрывая взгляда от светлых глаз Люцифера, с усмешкой повторил колдун. – Открой глаза, Люцифер, мы в одной и той же яме.
Пусть даже совсем скоро он останется в ней один. Но не услышит, не поймет. Оторванное и вмиг потускневшее крыло тяжело упало на пол. Последним… - мысль оборвалась, злая усмешка прокатилась в сознании Самиазы. Слишком часто звучало это слово, и словно в насмешку – впустую. Он подводил Люцифера к черте – к решению его убить, а тот все еще держался, оттягивал момент казни. В своих прямо противоположных желаниях они достигли удивительного взаимопонимания.
Если бы он мог, колдун вырвал бы сердце Люцифера. Вместо этого он вонзил когти ему под ребра, с удовольствием ощущая, как заструилась по пальцам горячая кровь светоносного.
А вместе с ней пришло то странное чувство, на этот раз его удалось опознать – будто бы Самиаза в странной, полупьяной эйфории балансировал на лезвии клинка.
[AVA]http://6.firepic.org/6/images/2014-10/14/xw7bjbt9mrjs.jpg[/AVA]

Отредактировано Samyaza (2014-12-14 19:51:55)

+1

8

Наверное, в смертном существовании боль обретает иной смысл. Боль становится предупреждением и маяком, сигналом бедствия, призывом на помощь. Боль пугает.
Она - ворота в смерть. В мир, откуда нет возврата.
Но истинная её суть не в этом, истинная - та, что редко открывается смертным но ясна тем, чьё существование бесконечно и циклично, - суть боли в том, что она - ярчайшее из чувств, целый мир в ослепительном сиянии жизни, квинтэссенция её, светоч. Боль очищает. Возвышает. И унижает. Всё зависит от того, кто держит в руке клинок.
Когти Самиазы вонзились под рёбра Светоносного, и липкая, горячая кровь потекла по его скрюченным пальцам, сведённым судорогой последнего бессмысленного наслаждения. Наслаждения осознанием собственной силы и смелости - видимости, жалкой иллюзии растоптанного ничтожества.
Это было больно. И - только.
Люцифер мог бы вновь отвести руку мятежника, пусть даже с вырванным когтями куском собственной плоти - оторвать, как пиявку, избавив себя от стальных канатов боли, вытягивающихся долгими стрелами за пределы физической оболочки, напоминая об оковах духа, которые она, боль, так легко всегда преодолевает, переплетая два мира - внутренний и внешний - в одном колючем клубке. Но он не сделал этого.
Он улыбнулся, как улыбается отец разочаровавшему, не оправдавшему надежд, но вопреки всему любимому чаду, и, выпустив истерзанное запястье колдуна, обхватил ладонью его лицо, взрезая кожу антрацитовыми когтями.
- Это ты - в яме, - почти пропел он, скрывая их обоих в сияющем коконе завернувшихся куполом крыльев, - Я - твой гость. И я уйду. А ты, - улыбка обратилась оскалом, когда Люцифер ощутил, как кончики когтей проехались по стиснутым зубам Самиазы, - Останешься.
Голова его как будто слегка закружилась - в накатившей ли волной эйфории собственного отвратительного величия, в передавшемся ли от колдуна хмельном бесстрашном безумии, а может быть, просто внезапно и так человечески-пошло от потери крови, для чего-то нужной его телу.
- Всё конечно, - с неожиданно скукой в голосе произнёс Светоносный и выпрямился, разворачивая крылья, - Ты мне надоел.
Он солгал. Он всё ещё чувствовал, как толкается по венам чернильными сгустками глухая звериная ненависть, замешанная на страхе, в котором он сам не смог бы себе признаться, как она собирается у отверстых ран под рёбрами и забивает их колючими хлопьями, это уже не было больно и это не было унизительно. Только гадко.
Головокружительно гадко.
Люцифер отдёрнул руку от лица Самиазы, точно обжегшись, встряхнул кистью: капли крови разлетелись в стороны гранатовой россыпью, - и поднял, раскрывая ладонь. Аваддон, стоявший чуть позади, сделал шаг, поднимая меч, но Светоносный всё медлил, не сводя с лица колдуна широко раскрытых сияющих глаз. Как будто стараясь запомнить - или, быть может, вырвать из памяти, - что-то, неотвратимо ускользающее от него и отчаянно не желая, чтобы мятежник прочитал в его лице хотя быть тень этого гудящего колоколом чувства.

Отредактировано Lucifer (2015-01-08 14:56:43)

+2

9

На мгновение Самиаза полуприкрыл глаза. От  крыльев исходило мягкое тепло, неуловимо напоминающее свет благодати, которую все они старательно выдирали из себя. Сияние Люцифера выглядело эдаким наглядным парадоксом – падшие тускнели, обрастали тенетами порока, загнивали греховной скверной, в них не оставалось ничего по-настоящему ангельского. Единственным светочем в мрачной беспросветной дыре, что отныне стала им домом, был сын Зари – он по-прежнему словно оставался живым воплощением света. В сравнении с другими стал еще ярче.
Люцифер гнил изнутри.
А еще он отчаянно походил на Творца – на исковерканную до невозможности копию. С гипертрофированными до пороков чертами – гордость обратилась в гордыню, холодная суровость в жестокую мстительность, покровительство в снисхождение… Впрочем, последнее водилось и за Небесным.
Создатель любил свои увечные создания, выстраивая партии по своему замыслу, с падением Люцифера в ней появилось еще одно действующее лицо. И целый сонм потерянных и озлобленных падших.
Новый Господь в новом собственном маленьком аду…
В происходящем не было никакого смысла – бесцельное растягивание времени до бесконечности вокруг двух сынов Создателя. А может, это только нефилим не видел его – он уже поддался единожды, а теперь чувствовал, как вслед за пробившей коросту его самообладания злостью просыпается другое, такое же сильное чувство - пока еще грызущее край сознания нефилима, подтачивающее как трупный червяк. Этим чувством был страх – сломаться.
Не за этим ли Люцифер продолжать медлить.
Смерть – понятие слишком зыбкое для таких, как они. Окончательное забвение могло привнести только одно существо в этом мирке, во власти Его созданий лишь отсрочить появление нежеланных им собратьев. На года, века, тысячелетия… Временной отрезок, равно как и его форма ограничивались лишь фантазией и возможностями; Люцифера никогда не сковывало ни то, ни другое.
Нефилима выжигало изнутри огнем необходимости разорвать, наконец, это гнетущее ожидание. Его усталого разума хватило, чтобы понять – бросаться на Люцифера бессмысленно. Оскорблять, рвать его тело – это наполнит его сердце радостью победителя. Еще больше, чем сейчас.
Тогда он улыбнулся – понимающе, открыто, словно перед ним стоял старый друг. Только глаза выдавали плещущуюся на дне зрачков странную мешанину из чувств, зеркальное отражение которых он отчасти видел в глазах Люцифера.
Нефилим выпрямился, шагнул вперед. Острые когти выскользнули из раны, онемевшие пальцы еще грело ощущение чужой крови. Позади светоносного, наконец, ожил Аваддон. Послушная шавка зашевелилась от запаха хозяйской крови. Самиазе стало даже интересно, выдержит ли тот собачью стойку… Не бросится ли на нефилима прямо сейчас.
Едва эта мысль оформилась в сознании колдуна, он тут же потерял интерес и к Аваддону, и к его мотивам. С блуждающей усмешкой посмотрел на Люцифера, прислонился лбом к его лбу, окрашивая безупречное лицо ярко-алой кровью.
- Тогда чего ты ждешь? – только и спросил колдун.
[AVA]http://6.firepic.org/6/images/2014-10/14/xw7bjbt9mrjs.jpg[/AVA]

Отредактировано Samyaza (2014-12-31 21:24:17)

+1

10

Самиаза улыбнулся, и эта его улыбка - невыносимая, неестественная в своей открытой мягкости, - была точно стальной крючок, неожиданно, вероломно заброшенный в самое нутро Светоносного, который, потянувшись наружу, угрожал вывернуть его наизнанку. К горлу подкатила тошнота, и в сияние взгляда - чистое, обжигающее - выплеснулась до сего мгновения тщательно, с усилием удерживаемая тень, графитным песком, маркой копотью, душным, маслянистым чёрным налётом.
Он подумал вдруг о том, будет ли Самиаза, вернувшись, помнить последние мгновения этого существования, и сама мысль была столь унизительна, что Люцифер непроизвольно отшатнулся, сдержав порыв вскинуть руку в безотчётном жесте, так отвратительно похожем на защитный. А нефилим шагнул вперёд, будто не позволяя увеличить дистанцию. Это расстояние, в каждый милиметр которого укладывалась маленькая гулкая вечность, полная боли. Светоносный заглянул в его глаза и не увидел своего отражения, отражения своего сияния, ослепительного, ледяного, точно зрачки колдуна впитывали весь свет, не выпуская и частицы его наружу, подобно дырам в ткани Космоса - самого величественного и бессмысленного детища Творца.
Но в этой смолистой черноте он видел страх. Нетерпение. Сомнение. Понимание. Сонм противоречивых чувств, таких возвышающих в своей насыщенной яркости, таких подавляющих в своей подчинённости, своей... человечности. Чувств, ставших в этом единении их главным даром и главным их проклятием. Их общим.
Мягкая улыбка Самиазы исказилась, дрогнула, превращаясь в усмешку безумия, и нефилим прислонился лбом ко лбу Люцифера, заставив того, конвульсивно дёрнувшись, против воли усмехнуться в ответ - так же безумно, но немыслимо более злобно, обнажив в усмешке белоснежные зубы, сделавшиеся вдруг хищно-острыми, точно звериные.
Светоносный поднял обе руки, раскрывая немеющие от гнева ладони, и прижал их к вискам колдуна с неистовой судорожностью, не отводя взгляда, не стирая сумасшедшей улыбки с лица.
- Жду? - прошипел он с металлической злостью, - Больше ничего.
Ладони его горели, наливаясь плавким яростным жаром, крылья разворачивались, раскрывались, точно Люцифер готовился воспарить над поверженным врагом, и сердце его, - живое, живое, горячее сердце, - заходилось в бешеном стуке.
- Я больше ничего от тебя не жду, - повторил Светоносный с облегчением, с разочарованием, с радостью и с унизительной болью, чувствуя, как обжигающий гнев, вырываясь из-под контроля, древним чудовищем разворачивает кожистые жёсткие кольца в его груди, царапая рёбра золотой чешуёй, проливаясь в мир потоками ослепительного света, обращающего в прах всё, чего он касался.
На одно долгое мгновение, полное удивительной тишины и странной, неуместной, отвращающей благостности, унылый сумрак Бездны Мрака озарило сияние, хрустальной чистотой подобное свету звёзд.
И Люцифер раскинул в стороны пустые руки, разметав серебром и багрянцем невесомый пепельный вихрь.

+2


Вы здесь » In Gods We Trust » Архив завершенных флэшбэков и AU » (~ 5 тыс. лет до н.э.) Asche zu Asche


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно