In Gods We Trust |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » In Gods We Trust » Прошлое и будущее » (~20.01.14) Over the Cuckoo's Nest
Время действия:
рядом с 20.01.14
Участники:
Асмодей, Азазель
Место событий:
Приют для душевнобольных при церкви святой Анастасии, Верона, Италия.
Описание:Where am i?-Where am I?
-I suppose, u're in the nuthouse!
[audio]http://pleer.com/tracks/681363I56[/audio]
Отредактировано Asmodeus (2014-10-26 22:57:09)
Верона относилась к числу таких городов, как, скажем, Париж. Всем нам известен так называемый "Парижский синдром", когда ожидаешь любовную стрелу в печень, а получаешь... то, что получаешь - обыкновенный город, спешащих людей, гул голосов и транспорта. И никакой магии. А если яркую упаковку еще и надорвать, то можно почувствовать характерный душок.
Верона с самого своего основания ходила из рук в руки, накапливая богатую историю и архитектуру, прямо как женщина легкого поведения. Здесь оставили свой след все, кому не лень. Поэтому, она сверкала яркими красками, манила и обещала незабываемые каникулы.
Каникулы, но не жизнь. И тем более, в дурке.
Chiesa di Santa Anastasia. Самая большая церковь в городе, выстроенная в готическом стиле одухотворенным орденом доминиканцев. Кропотливый труд полутора столетий. Оплот для многочисленной католической паствы, для стада католических и не очень туристов, спешащих полюбоваться растительным орнаментом на сводах и согнувшимися под каменными чашами горбунами.
Ну разве рядом с такой величественной постройкой есть место Богом забытому приюту для душевнобольных? Разумеется, нет. Будь он рядом с этой постройкой, Бог бы точно про него не забыл. Приют постоянно мелькал бы пред Его очами, как муха у коровьего хвоста.
Церковь только курировала это интересное со всех сторон учреждение. И оттеснила его аж на самый край Миццоле. Видимо, чтобы не терять прибыль от туристов (для большинства такой аттракцион мог бы показаться слишком экзотическим, вместо него прекрасно справлялась надпись "Пожертвуйте в пользу нашего приюта")
Чужой город. Чужие стены и громкие, крикливые голоса. Знакомый-незнакомый язык. Взгляды черных глаз подозрительные, с легким болезненным блеском... или просто хитрые, осторожные. Чужие.
Они нашли его голым и грязным, лежащим на ступенях без малейших признаков жизни. Разумеется, пришлось подбирать. Все-таки приют же. Но медицинская помощь не потребовалась, он очнулся сам и принялся растерянно озираться по сторонам. У него были ясные голубые глаза пугливого оленя и совсем "ненашенский" видок. Иностранца прозвали Сэмми, так как личность по официальной версии установить не удалось (по неофициальной - не очень-то и пытались)
Сэмми не помнил абсолютно ничего. Казалось, он заново учился складывать звуки в слова, дышать и делать такие очевидные вещи, как, например, поедание остывшей овсянки. Все это вызывало у нового пациента неподдельный восторг и очень живой интерес. Он хорошо знал итальянский, но не чувствовал с ним связи. Впрочем, связей не находилось вообще. Один лишь странный сон преследовал Сэмми каждую ночь - доброе бледное лицо, рыжие волосы и такие же ясные голубые глаза. Человек ласково целует в лоб, что-то говорит... не разобрать, ничего не разобрать!
"Родственник, наверное" - думал Сэмми, раз за разом пытаясь воспроизвести его портрет, сидя в комнате отдыха с угольным мелком. Ему нравилось додумывать образ незнакомца дальше; еще он старался понять почему же никто за ним не приходит. Но, возможно, родственник умер и приходить больше некому.
Так проносились дни, недели, месяцы...
И этот день ничем не отличался от других. На первый взгляд.
В комнате отдыха царили тишина, покой и холодрыга. Старый Вэнни играл в шашки сам с собой, Исабелла сидела в углу, обнимая колени и как всегда недобро косилась на Сэма. Казалось, она видела в нем что-то такое, что иному взору было неподвластно. Но сам Сэм на эти странности никак не реагировал, только устало грозился страшно изнасиловать, кутаясь в свой проеденный молью вельветовый халат - он очень плохо переносил холод, словно и его ощущать приходилось впервые.
Потрепанные старые карты пестрели полустертыми картинками, когда сэмовы пальцы перекладывал их с места на место. Каждая раскладка заканчивалась одной и той же картой - "Бард". Сколько бы раз он не мешал колоду. Но никто из пациентов на эту интересную причуду не обращал внимания, все занимались своими, тихими и немножко безумными, делами.
Пока шуршащий покой, приправленный запахом лекарств, не прорвала чудовищная декламация чудовищных стихов. Прямо посреди комнаты возник обросший человек, внешне похожий на бомжей, иногда шатающихся рядом с приютом в поисках одежды и еды. Но он смотрел гораздо более ясными глазами, вдохновенно и загадочно улыбался, декламируя сочетание слов, которые могли бы сочетаться только в ушах у коровы и осла. Чувство прекрасного билось в предсмертных конвульсиях.
Сэмми поднял голову и уставился на него недоуменно. Но остальные... остальные продолжали пускать слюни, хихикать и складывать паззлы.
-Эй! Эй, овцы, почему никто не говорит ему заткнуться? Он должен заткнуться, я не могу сосредоточиться! У Джона получился кривой глаз! - Все головы повернулись к иностранцу. Бедняга Вэнни подавился шашкой, которую сосал во рту, и принялся задыхаться. Пациенты загалдели, как единый испуганный организм, почти забились в истероидном приступе, подвывая и повизгивая. Прибежала пара нянечек, размахивая руками и пытаясь оценить масштабы катастрофы. Нянечки пробегали сквозь странного человека.
Сэмми и человек смотрели друг на друга, наверное, одно долгое мгновение вечности. Но очнуться заставил зычный голос Исабеллы:
-В нем сидит Диавол! В нем сидит ДИАВОЛ! - женщина показывала пальцем на Сэмми, вжимаясь теснее в свой угол. Но глаза ее горели тайным знанием и безумием. - Я знаю! Я вижу, я вижу его...
И ему чуть ли не впервые за несколько месяцев сделалось не по себе. Тошнота подкатила к горлу, заставляя подскочить с продавленного кресла и зашагать прочь из комнаты. Коридоры, коридоры... чужие крики все тише и ворот халата уже можно стянуть с головы.
Почему-то Сэм был уверен, что странный человек с оттопыренными ушами (это определенно связано с оравой пьяных медведей) последует за ним...
Вэнни - бог добрый
Исабелла - бог - моя присяга
Отредактировано Asmodeus (2014-10-29 22:18:15)
Если взять одного пернатого, одиннадцать серий советского сериала о приключениях Шерлока Холмса и доктора Ватсона и несовместимое с жизнью среднестатистического человека количество алкоголя, то рано или поздно все это выльется в пиздец. В данном случае водоворот пиздеца закрутился вокруг Асмодея, ставшего объектом жаркого спора между ангелом и демоном. Куда делся этот неуловимый Джо, который на фиг никому не нужен, было не важно, но вот кто виноват в его исчезновении...
Было много непристойных слов, оскорблений и угроз засунуть рог туда, откуда его и полдюжины хирургов не вытащит, но спор все-таки удалось разрешить мирным путем. Так и порешили: если к этому делу приложили руку крылатые, то Рафик переспит сразу с двумя проститутками, а если наоборот – то Заза раскается перед Всевышним.
Вызов был принят.
Сначала Азазель хотел прикинуться Иисусом и пройти в психушку на легальной основе, организовав внеплановую репетицию Второго Пришествия. Идея была хороша, но чревата последствиями: в любой психушке мира пребывало по меньшей мере с десяток Иисусов. Падшего вполне могли принять за одного из них, назначив соответствующий курс лечения. Пришлось пойти обходными путями, не привлекая к себе лишнего внимания. Как говорится, «без шума и пыли».
Асмодей удачно вписывался в интерьер, гармонируя с пускающими слюни психопатами. Он увлеченно склонился над рисунком, взгляд пылал творческим вдохновением. Сие творение бесспорно могло занять почетное место на выставке «Наши мамы» младшей дошкольной группы детского сада №8 «Счастливый зайчик». Азазель даже не сразу понял, кого пытался изобразить художник, но узнав в кривобоком рыле знакомые черты, не смог сдержать улыбку. Падший ангел, князь тьмы, отец лжи, враг рода человеческого etc…
- Не так страшен Люц, как его малюют, - хмыкнул Заза. Мысль завертелась в творческом порыве. - Чаруют? Мухлюют? Хуюют?
Экспромт сложился сам собой, но насладиться успехом не получилось. Асмодей завопил, как потерпевший, психи загалдели, завыли, завизжали. В этой суматохе Азазель чуть не просохатил исчезновение своего главного слушателя, но быстро сориентировался и рванул за ним. Но не как лох, через дверь, а напрямую, игнорируя стены, койки, сантехнику, людей. Выпал из стены аккурат перед шустрым психом, сделал шаг вперед, радостно раскинув объятия, и зашипел, ушибив мизинец об оставленный уборщицей пылесос. Повинуясь порыву, Заза подхватил трубу пылесоса и, насвистывая песенку из «Охотников за привидениями», наставил на собрата.
- Диавол, значит? С-час уничтожим.
Асмодей был по-прежнему черен как смертный грех, как квадрат Малевича, как очко негра. Пятен благодати на нем не наблюдалось, и это было не смешно. Падший не был уверен, что сможет придумать покаянную молитву в стихах, а в прозе это звучало совсем уж богохульственно. Как бы после уплаты пари молнию в череп не схлопотать. Божественный гнев он такой божественный.
Меж тем потенциальная причина его грядущей электротравмы в ступоре остановилась и, кажется, даже стала притоптывать в такт мотивчику. В глазах не наблюдалось ни одной разумной мысли. Нельзя сказать, что раньше Асмодей сыпал разумными мыслями направо и налево, но сейчас был вообще голяк. Никаких подходящих заклинаний, возвращающих разум туда, где он сроду не ночевал, у Азазеля не было, поэтому он попробовал подручные средства и для начала закатал собрату в лобешник. Он слышал, что удары по голове возвращают память.
[AVA]http://sa.uploads.ru/8vpQN.jpg[/AVA]
[SGN]
[/SGN]
Сэмми приходилось немножко врать остальным обитателям приюта Святой Анастасии, особенно немногочисленному персоналу.
Врать о том, что спит, чувствует голод, холод и боль... Он не хотел, чтобы ему назначили какую-нибудь интенсивную терапию. Он хотел быть похожим на других, не выбиваться из общей картины и иметь те же заботы и проблемы. Потому что, плавая в общей массе трогательных психопатов, как в желе, Сэмми чувствовал себя на редкость хорошо и спокойно. Просто откуда-то знал, что раньше было совсем по-другому. А сейчас... практически ничего не беспокоило, и даже холодная овсянка на завтрак только довершала картину мирного существования. Впрочем, иногда, лежа ночами без сна в своей палате, он задумывался о том, что весь этот мир вокруг него - и есть один длинный, на диво реалистичный сон. Придуманный им же самим... для себя. Возможно, некоторые назвали бы подобный феномен чем-то вроде защитной реакции мозга на те или иные события.
Но именно во сне нам не хочется есть, и уж тем более спать. А когда Сэмми брал почитать книгу из захудалой приютской библиотеки, то ловил себя на том, что уже знает сюжет и концовку каждой из них. Более того, может цитировать строки чуть ли не дословно.
Слишком много странностей на одного конкретного пациента богадельни, не так ли? Зачем пытаться докопаться до истины, когда нынешнее положение вещей тебя полностью устраивает? Быть может, эта истина тебе совсем не понравится. Разрушит привычный уклад, нарушит покой, и прежнее беззаботное существование окажется более недоступной роскошью...
Поэтому, прежде всего Сэмми врал самому себе. И врал настолько виртуозно, что верил - кутался от холода в халат, стучал зубами, просил добавки каши каждое утро...
Поэтому, когда посреди гостиной внезапно появилась навязчивая галлюцинация, у него в груди поселилось острое, щемящее чувство неизбежности. Неотвратимости всего происходящего. Это все равно что жить-жить, а потом узнать о неизлечимой болезни. Узнать, что тебе осталось... сколько? Месяц, неделя, день?
Наверное все из-за того, что лицо галлюцинации мелькнуло мутным отголоском прошлого....
Бежать, натянув на голову халат, оказалось абсолютно бесполезно. Обросший бродяга следовал за ним по пятам, игнорируя стены, мебель и остальную утварь, попадающуюся на пути. Словно Иисус, шагавший по воде, он шагал сквозь преграды.
Почему он просто не исчезнет?
Почему не оставит Сэмми в покое?
Но... вместо этого, галлюцинация засвистела один полузабытый мотивчик и взялась за пылесос. Сэм стоял и хлопал глазами, пытаясь утрамбовать зрелище у себя в голове, а потом скрипнул зубами:
- Его не существует... Его не существует! Дьявола НЕТ!! Дья... - за выражение собственного мнения нам часто приходится получать по зубам. Наверное, удар был не слабым (если галлюцинации вообще могут наносить физический вред), но Сэмми все равно ничего не почувствовал. Только голова дернулась нелепо, как у болванчика. И две мазутных сопли показались из ноздрей. Спустя мгновение, он снова уставился на порождение собственного разума. Затем протянул руки к пылесосу и резко дернул на себя, отбирая трубу. - И тебя не существует, эдакий ты ссукин сын. Убирайся вон из моей головы! - С этими словами, Сэм как следует размахнулся и врезал железной трубой по косматой голове. - Убиррайся!! - Второй удар последовал за первым для закрепления результата. Глаза Сэмми азартно горели праведной жаждой расправы, в то время как оружие не причиняло вражине почти никакого вреда. Зато само согнулось почти пополам.
В коридоре послышались возня и топот нескольких пар ног. В палату ворвались двое бородатых детин-санитаров с дородной нянечкой во главе:
-Ты чего буянишь, Сэмюэль?
-Эй, да он пылесос сломал!
-Нет... это все он, это не я. Я только хотел, чтобы он убрался отсюда. Пусть он уберется отсюда, а я пойду обратно... я не дорисовал Джона. Мне надо поправить ему глаз. - Он, беспрестанно бормоча, позволил забрать у себя покореженный пылесос и подхватить под локти. Но галлюцинация никуда не делась, - Сделайте так, чтобы он ушел! Сделайте!! - Сэм принялся вырываться, глядя в карие глаза своего персонального наваждения. Впрочем, у наваждения постепенно оформлялось имя. Где-то на задворках сознания, собиралось паззлом... кажется, что-то на "А".
-У него что-то из уха подтекает... черное. Кровь?
-Из носа тоже... эй, парень, уймись уже! - один из санитаров чему-то улыбнулся, а потом зашептал в ухо, - Его зовут Азазель, ты его знаешь.
-Да не ссы, вы же почти друзья! - продолжила заботливая нянечка.
А Сэм не мог понять, что же абсурд происходит вокруг. Получается, они тоже видят его, знают?
Нет, не видят и не знают.
Зато память Асмодея видит и знает. И ей надоело спать.
-Вы все заодно...
Отредактировано Asmodeus (2014-11-09 01:31:36)
[AVA]http://sa.uploads.ru/IwmSM.jpg[/AVA]
«Факир был пьян, и фокус не удался».
Не исцелила убогого чудотворная пылесосная труба, обломав все надежды Азазеля на корню. Непременно, еще и пару зубов бы обломала, будь демон в своем физическом теле. Самое время похвалить себя за предусмотрительность, и внести попытки нанесения тяжких телесных повреждений в длинный список личных оскорблений, за которые Азазель, несомненно, когда-нибудь отомстит.
Пока что падший с искренним наслаждением ценителя наблюдал за тем, как у Асмодея окончательно едет крыша. Нет на свете более жалкого, угнетающего, противного и забавного зрелища, чем демон, решивший позабыть, что он - демон. Это даже смешнее, чем слепой, поскользнувшийся на банановой кожуре. Память отказывается работать, подгоняясь под рамки обыденности, но с садисткой заботливостью подкидывает те или иные фрагменты, которые никак не желают укладываться в картину реальности. Человеческой реальности, разумеется. Заза мог бы гордиться тем, что подсказал крыше Асмодея логически правильный и единственно верный путь. Настроение у демона было преотличнейшее, как будто бы он только что совершил величайшую подлость.
На этом миссию Азазеля можно было бы счесть завершенной. Все, что ему было нужно, он выяснил, да еще и в процессе получил массу приятных впечатлений. Да и Асмодей едва ли глотку не сорвал, требуя незамедлительного исчезновения незваной галлюцинации. Можно было с чистой совестью возвращаться к Рафаилу и тащить его в бордель, честно наврав об итоге спора.
Увы, совесть Азазеля была грязна, а еще ему не нравились богадельни, Верона и жирные тетки. Душа демона требовала креатива.
- Ага, практически родственники. Ща. Никуда не уходи, - подмигнул Азазель и исчез, чтобы через пять минут войти уже по-нормальному, через дверь.
В одной руке монахиня держала рисунок «Джонни», а в другой - громадный деревянный крест, который минутой ранее выломала из стены.
- Матерь божья! Что ж вы с бедным мальчиком делаете, окаянные? - девушка неумело осенила всех крестным знаменем и, молитвенно прикрыв глаза, зашептала: - Отче наш, Иже еси на небесях! Да святится имя Твое, да тудыть тебя и растудыть и в царствие Твое, и в волю Твою и в хлеб насущный раком...
Огненный нимб возник над головой одного из санитаров, кожа на лице почернела и покрылась мелкими багровыми трещинами, напоминая разбитую и наспех склеенную вазу. Его напарник упал ничком, застучав по полу руками и ногами, невнятный крик о пожаре перешел в протяжный, непрекращающийся стон. Язык разбух и вывалился. Ногти заскребли по дощатому полу, ломаясь и оставляя в нем глубокие борозды.
– Вот что крест животворящий делает, - наставительно сказал Азазель, и наконец, заметил застывшую от ужаса нянечку. – Хреновый крест... То есть сила и слава во веки. Аминь!
Деревяшка с видимой легкостью, как нож в масло, вошла чуть выше левой груди женщины по самую перекладину.
Оглядев своих рук творенье, Заза самодовольно улыбнулся и присел рядом с Асмодеем, отдав ему слегка запачканный кровью женщины рисунок.
– Не переживай, всё будет хорошо, они тебя больше не обидят, – пообещал Азазель, достав откуда-то из-под рясы белоснежный платочек и аккуратно, чтобы самому не запачкаться, вытер кровь с лица демона. Не удержался и погладил по голове, изо всех сил сдерживая себя, чтобы не заржать совершенно неподобающим монахине образом.
– Ты прав, они действительно все заодно, это они во всём виноваты, они заперли тебя здесь и насмехались, наблюдая за твоими мучениями в жалкой телесной оболочке. Эти уже не смогут навредить тебе, но есть и другие. В этом здании. В этом городе. И особенно - в той жалкой обители туристов, которую по какому-то недоразумению зовут храмом божьим.
Губы монахини искривились в презрительной усмешке. Азазель не отказал себе в удовольствии прогуляться по церкви святой Насти, высказав свое веское «фи» обо всей ее архитектуре и убранству. Очередной аттракцион, придуманный людьми и для людей, не более того.
– Ты должен вспомнить, кто ты такой, – посоветовал демон, а затем, указав на рисунок, добавил. – И обязательно должен вспомнить его. Хотя бы ради того, чтоб лично сообщить «Диаволу», что его не существует.
[AVA]http://sa.uploads.ru/8vpQN.jpg[/AVA]
[SGN]
[/SGN]
[audio]http://pleer.com/tracks/1626417eTld[/audio]
Санитары отпустили его, как-то странно обмякнув и являя собой нечто среднее между людьми и марионетками с оборванными нитками. Они стояли молча и неподвижно, будто ждали чьего-то приказа.
Нельзя сказать, что "щас", выданное непрошеной галлюцинацией, обрадовало Сэмми. Наоборот, он загнанным зверьем вжался в стенку, стараясь с нею слиться, и попытался развеять собственный кошмар самым простым детским способом - зажмурился.
Стоило же на пробу приоткрыть глаза, и бродяги как не бывало... но вместо него белым лебедем в комнату торжественно вплыла монахиня. Молодая, цветущая, с печатью лживой святости на смазливом челе. В одной руке она картинно держала выдранный (и Сэм даже знал откуда) крест, а в другой...
-Джонни...! - Сэмюэль дернулся неловко в желании подойти и отобрать рисунок, но так и не решился сдвинуться с места. Однако, теперь следил за монашкой во все глаза. Он сам не мог понять, почему же лико Джонни было таким важным, но рвавшийся из груди спектр чувств не нуждался в понимании и уж тем более не поддавался анализу.
Следующие минуты, полные ярких и невероятных свершений со стороны монахини, растянулись на целую вечность, попахивая жженой резиной. Сэмми колотило крупной дрожью, но она была вызвана вовсе не ужасом от увиденного, а наоборот - тем, что происходящее не вызывает в нем должного страха и отвращения. Не хотелось кусать локти и рвать волосы на голове, до того обыденным казалось все происходящее... словно ежедневный прогноз погоды по старому черно-белому ящику.
Гораздо больше воображение волновала сама монашка; ее образ отзывался внутренним сытым урчанием, напоминал что-то другое, далекое, и, в то же время, совсем недавнее. Помимо этого, на задворках памяти плыла странная, совершенно неуместная грусть... хотя, скорее даже сожаление. Сожаление о содеянном. Белый полуапостольник, невинная физиономия, с которой девушка одаривала прокаженных санитаров божией благодатью - все напоминало о том дне. Но возникало чувство, будто где-то что-то он умудрился упустить.
Мелькнул старый величавый монастырь на заснеженных равнинах. Во внутреннем дворе ни души... только одинокая фигурка послушницы. Странно, но теперь он уже смотрит ее глазами, кого-то суматошно ищет, чувствуя, как в груди нарастает комок из ревности и злости.
Сэмми сполз по стеночке на корточки, и только когда монахиня присела напротив него, образы в голове стали ярче: беснующаяся толпа, эхом от сводов отражается заветное имя, голый мужчина в окружении ликов святых... улыбается. Он тот, кого Сэмми так жадно искал. Он тот, кто станет для Джонни последней каплей. А потом... что потом?
-Наказали... - невнятно буркнул Сэмюэль; в расширенной черноте его зрачков отражался заляпанный кровью рисунок, - а потом тебя наказали. Зачем ты туда пошла? Зачем ты все это сделала?! Тебя же наказали!! Он... Джон. Ты испачкала моего Джона. - Позабытая волна злости и сожаления вновь поднялась в груди, затопила ее ядовитым жаром. Вот рту забулькала вонючая жижа, просачиваясь сквозь зубы и прилипая к языку. Взгляд заплыл той же жгущейся чернотой... она, казалась, забивала все, текла изо всех щелей.
Рука сама хищно потянулась к хрупкой женской шее, пальцы сдавили горло, вздергивая монашку на ноги.
Сэм, что-то бормоча сквозь зубы, булькая, подтащил ее к окну. Именно в этой комнате оно оказалось удачно не зарешеченным.
-Ссскаа! - Он развернул девчонку к себе спиной, обхватывая за затылок, и пробивая ее головой окно. Звон битого стекла набатом зазвенел в ушах, - Ты сссама во всем виновата... глупая ссука! А Джонни истекает крровью! - Сэмми нагнул ее, прижимая грудью и животом к испещренному осколками подоконнику, и грубо навалился сзади. Яростно задрал рясу вместе с подрясником, сдирая невинные панталончики и пробираясь к молочно-нежной коже. - Получи по жопе, похотливая ты врунья! ПОЛУЧИ-КА по своей лживой жопе!! - Первый звонкий шлепок оставил добротный красный отпечаток на ягодичке. Второй пришелся в тоже место, а следующий - уже по другой половинке. На каждый удар Сэмми прихватывал алеющую кожу, стискивая пальцами, как недавний тихий пациент никогда бы не сделал...
Но он уже не был тихим пациентом, а кем был - загадка. Метался лихорадочно в воспоминаниях, не до конца соображая что говорит и делает.
Он резко отлепился от монахини, пошатываясь и стукаясь плечом о стену. Подобрал помятый рисунок, засовывая под халат.
-Верните меня обратно... кругом сплошное вранье! ОБМАН!! - Коридоры богадельни показались слишком узкими, когда Сэма замотало и заплющило по ним. Встреченные по пути психи испуганно повизгивали, глядя на него, стремились разбежаться кто куда, сливаясь в невнятный и дребезжащий ком, - Хватить орать! - швыряя тела об стены, сворачивая пациентам и санитарам шеи и ломая кости, Сэмми был уверен, что все это - одна огромная галлюцинация. Коварный обман, выверт подсознания. И все мелькающие в голове воспоминания, уродливые и абсурдные, просто не могут быть правдой.
Что-то внезапно вонзилось между лопаток, очень неудобно и глубоко. Как раз туда, где змеилось средоточие его истинной сущности. Исабелла, дрожа от страха и бешено сверкая своими чернявыми зенками, воткнула ему в спину невесть откуда взявшийся нож. Впрочем, нож был здоровый, кухонный, так что вестимо где она его сперла.
Сэмми хныкнул, пытаясь разглядеть помеху и дотянуться до нее. Сама же женщина прижалась к стене, глядя на попытки вынуть орудие недоубийства и осеняя себя крестным знамением.
-Я знала, я знала, что ты диавол! Я знала! - щебетала она по-итальянски, ни на секунду не умолкая.
Но измученного Сэмюэля взволновало уже другое. Он перестал дрыгаться и тянуть руки за спину, замирая, глядя куда-то сквозь паникующую толпу. Все звуки слились воедино, образуя плотный гудящий вакуум... Парнишка-пациент, дерущийся с санитаром чуть впереди, мелькнул забавной татуировкой на плече. Старой, уже выцветшей от времени. Раньше ее не было видно под рубашкой. А сейчас на Сэма смотрела нарисованная собака. Пудель.
Он упал на колени там, где стоял, сводя брови к переносице, словно вот-вот расплачется. Может, он и хотел расплакаться, но не мог исторгнуть из себя ничего, кроме мазутной жижи.
-Лучше бы ты убил меня... Джонни, - прошептал Асмодей, глядя на заляпанную карандашную физиономию Люцифера.
Асмодей старательно, самозабвенно, исходился на говно. Утешало только одно: выходит. Причем так обильно, что впору было испугаться: а вдруг когда-нибудь вся эта чёрная слизь в нем кончится, и он достигнет высшего просветления в буддизме, превратившись в ничто? Впрочем, даже самому ленивому наблюдателю было очевидно, что до полного просветления Асмодею очень далеко. Но, как будто бы этого было мало, он каждым своим словом, движением и даже вздохом старался подтвердить это.
На смену вопросу о том, какие наркотики Асмодей принимает, и у кого берёт, пришла полная удовлетворения фраза: «Так-то лучше», потонувшая в звоне разбитого стекла. То, что кровью в этом помещении теперь истекает не только «Джонни», разумеется, никого не волновало.
Наблюдать за тем, как человек сходит с ума – безудержно весело. Наблюдать за тем, как демон тщетно пытается вернуться в ум – ещё веселее. Увы, срочную психологическую помощь Азазель оказывать не умел, тем более, когда пребывал в фазе девушки, которая сама остро нуждалась в срочной психологической помощи. Зато девушка умела расслабляться и получать удовольствие тогда, когда Азазель выдрал бы через глотку кишки охреневшего собрата и красиво их развесил на стенах.
Руки, в поисках опоры, заскользили по подоконнику, обдираясь об острые осколки, тонкие пальцы сжались в кулаки, оставив на ладонях лунки от ногтей. По телу пробежала знакомая дрожь, монахиня прогнула спину, вильнув бёдрами. Кровь из рассеченной брови заливала глаза, но это не помешало Азазелю увидеть слегка удивленного запоздалого прохожего и, обрадовавшись случайному зрителю, крикнуть:
– Ну что же Вы смотрите? – звонкий голос эхом отразился от стен домов, девушка тряхнула головой, и дурацкий апостольник спикировал вниз, освободив копну темных волос. – Присоединя-ааах!
Её, чёрт возьми, должна слышать вся Верона. Вся Италия. Если не весь этот мир. Удивленный прохожий, видимо, засмущавшись, торопливо зашагал по улице, преследуемый издевательским смехом. А ведь ей бы сейчас сгодился и этот…
Дерьмо.
– Серьёзно? И это всё, на что ты теперь способен?! – вслед шатающемуся Асмодею полетело несколько особо грязных ругательств, повествующих о том, кто он есть на самом деле, и обе туфли, но ни один из снарядов не достиг своей цели, гулко стукнувшись о закрытую дверь. Глаза защипало от злых обиженных слез, такой уязвлённой девушка не чувствовала себя даже тогда, когда целый час честно исповедовалась священнику-девственнику обо всех грехах, совершённых на протяжении последнего десятилетия, а тот взял и спустил в штаны, стоило им только оказаться в одной кабинке. Тот хотя бы был человеком, и никаких старых привычек, которые трудно забыть, за ним не наблюдалось.
Чтобы получить из девушки злую агрессивную фурию, достаточно просто ввести её в возбуждение, а затем пойти на попятную, прикинувшись больным на голову. Если Асмодей преследовал эту цель, то справился он с ней на отлично. Несмотря на сквозняк, в комнате стало жарко, по стене и потолку пробежала глубокая трещина. Желание убивать в эту минуту было особенно острым. Убивать слепо, без разбора, не преследуя какие-либо низкие цели, не мести ради, а просто ради убийства.
Коридор встретил Азазеля жизнерадостной россыпью развалившихся в пляжных позах тел. Если, конечно, все пляжники предпочитают загорать со свернутыми как у курят шеями. Умилённое «Наш мальчик пошёл в разнос» сменилось злым, и более верным «Ёбаный импотент». По крайней мере, след он оставил хороший, при всем желании не заблудишься. Осторожно ступая босыми ногами по грязному заплеванному полу и с напускной брезгливостью обходя лежащие то тут, то там, тела, девушка вошла в комнату отдыха. Отдыхать тут умели на славу. Кто-то с кем-то дрался, в углу истерила женщина, Асмодей страдал, все было нормально. Вот только блевать от этого хотелось не меньше. Смотреть на то, как один из лучших страдает от детской обиды на Люцифера было попросту мерзко.
– Конечно же, лучше, – мягко, с кошачьими интонациями в голосе, сказала девушка, подходя к демону осторожно, как к раненому, а оттого вдвойне опасному зверю. – Но он не убил. Думаю, ему было просто противно.
Пальцы вонзились в горло Асмодея, продавливая кожу, кровь и чёрная дрянь запачкали рукава некогда белоснежной рясы, без видимых усилий монахиня подняла демона на ноги, чтобы тот смотрел ей в глаза. Правда, теперь для этого самой приходилось задирать голову, чувствуя себя той самой маленькой собачкой, которая до старости остается щенком.
– Когда ты в последний раз видел себя в зеркало? Ты просто жалок. Депрессивный ублюдок. Ничтожество, об которое стыдно руки марать.
Фразы были сказаны все тем же тихим, спокойным тоном, но каждая из них сопровождалась пощёчиной, для лучшего усвоения и закрепления материала. Стенающая в углу психопатка бесила не меньше стенающего здесь демона, но нее не было мало дела. В конце концов, она Азазелю личных оскорблений не наносила. В отличие от Асмодея. Резко развернув демона на 180 градусов и, дав пинка для ускорения, падший подтолкнул его к не к ночи помянутому зеркалу.
– Стой и смотри. Может быть, так до тебя дойдёт, кем ты был и во что ты превратился.
Собственное отражение в пыльной, треснувшей с одного угла, поверхности, также Азазеля совершенно не обрадовало. От смазливого личика практически ничего не осталось, сосуды на лице вздулись, напоминая замысловатую карту с большим обилием рек и ручьев, глаза покраснели, вся левая часть лица была заляпана подсохшей кровью. Эстетические чувства сегодня подверглись особенно тяжким испытаниям. Рефлекторно Азазель отшатнулся от зеркала, и стиснул виски руками, стараясь унять переполнявшую его злобу, ярость и омерзение.
Это выглядело очень некрасиво.
[AVA]http://sa.uploads.ru/IwmSM.jpg[/AVA]
Вы здесь » In Gods We Trust » Прошлое и будущее » (~20.01.14) Over the Cuckoo's Nest
