[AVA]http://i.imgur.com/QCoh5Mq.png[/AVA]
Весна.
В воздухе запахло пряными травами и талой водой, воздух еще был морозен, но днем из рощ птицы запели на разные лады, а лазурное небо радовало глаз. Как же она любила это время года!
Весной расцветали цветы. Весной расцветала богиня любви. Фрею, пришлось в двадцать первом веке сократить свое имя - смертные обожали его коверкать, переполняли сладкие чувства, зовущие домой на север. Какое это было наслаждение вновь вдохнуть запах подснежников и первоцветов. В домах окна нараспашку и разговоры, переклички на таком родном языке. Богиня чувствовала как внутри все искрилось и захотелось в лес, пробежаться босиком по молодой траве в росе, по талому снегу, вплести в волосы нежные цветы и совершить обряд сейд, приветствуя весну.
Но это все могло подождать.

Дорожный рюкзак полетел в диван, стоило богине войти в старый дом. Так уж повелось у скандинавов, что они чтили память, чтили свои корни и свое прошлое. Этот маленький домик Фрейя арендовала каждый год, возвращаясь после продолжительных путешествий.
Дом. Он был не ее, но уже носил отпечаток божественного существа: суровой воительницы и нежной женщины. Это была она: такая какая есть. И сейчас богиня собиралась насладится каждым моментом проведенным в родных краях. Увлеченная своими мыслями Фрейя не сразу заметила. Лишь когда разобрав вещи приготовилась ко сну, она заметила белоснежный конверт на журнальном столике.
- Хм...
Не просто так же он оказался именно в этот день и именно у нее. Сверля взглядом небесно-голубых глаз конверт, богиня откинула полы черного пеньюара и села на диван. Конверт манил к себе, заставляя покусывать губы в нерешительности.
- Вроде я ничего не натворила, - буркнула она тихонько, очень надеясь, что письмо не от Одина.
Оно было не от Одина.
Тихий вздох и на белую бумагу упала капля крови, моментально впитавшаяся, и Фрейя понимает, что мир уплывает. Она борится. Пытается встать с дивана, цепляясь за края стола, за подлокотники, и последнее что она помнит это яркий солнечный лучик, проникший сквозь тюль в комнату...

...Просыпаться со всем не хотелось и богиня недовольно заворчала, закрутилась, пока щекой не прикоснулась к чему-то прохладному, нежному и атласному. Фрейя резко открыла глаза, села. Она была не дома, а то что потревожило ее сон оказалось розой - красной розой. Романтично. Драматично. Интригующе. Если это было похищение, то довольно хорошо продуманное для горе-поклонника, которого она собиралась поставить на место. Рука скользнула к бедру и богиня вздохнула свободней: тонкий стилет еще был в своих ножнах. Так что долго не размышляя о том во что она вляпалась, Фрейя пошла на звуки музыки, по дороге отмечая, что а - ее как-то доставили на корабль, большой, пропахший смертью и пустотой, и б - она была здесь не одна. Сущность своих коллег, и это не зависело от пантеона, боги как гончие, могли унюхать за метры.
Это было плохо. Не то чтобы Ванадис знала об этом по собственному опыту, но слухи всякие ходили.
Каково же было ее удивление, когда в кают-компании поняла, что судьба свела ее со старыми знакомыми - греческими богами и не только.  Фрейя не удержалась и, запахнув по сильнее пеньюар, послала Янусу воздушный поцелуй. Двуликий ей всегда нравился своим спокойным характером, уравновешенностью. Она в тихую им - даже - восхищалась, но так чтобы бог об этом не узнал. Многое изменили последствия битвы в теутобурском лесу.
Не остался без внимания и Гермес. Ему кокетливо подмигнули.
И если бы не несколько напряженная атмосфера, то и ацтеку, и незнакомому шумерскому богу, что  покорил ее своим простым, но галантным, поведением, обязательно бы досталось больше внимание богини, чем ответный наклон головы и нежная улыбка.
А как иначе было себя вести?
Показывать, что раздраженна из-за похищения? Скалить зубки и угрожать всем вокруг в попытке понять " а что же случилось?"
Нет...
Фрейя улыбалась, стреляла глазками и тихо отвечала на приветствия стандартными фразами.

Добровольно в такую компанию Ванадис не сунулась бы. Может только на пьяную голову. Место выбрала она себе быстро - рядом с Янусом, по левую руку, но перед тем как сесть незаметным движением проверила еще раз стилет.

И...
Как назвать этот аттракцион богиня не знала, но пафоса их похитители нагнали много. "Последний совет", "отсюда не выйти" - сколько раз ей это говорили? И она выживала. Может не совсем... целая, но выживала.
После последних слов, как оказалось сестры Энлиль, Фрейя расслабилась. Она перестала стягивать и запахивать полы пеньюара, позволяя им разойтись и предоставить взглядам богов кружево ночной сорочки. И пока что богиня предпочитала молчать - пусть мужчины задают свои вопросы, а она внимательно послушает. Очень внимательно.

Отредактировано Freyja (2014-11-01 22:02:21)

Письмо было воткнуто в дверь, прямо под табличкой «Люди, уходите отсюда». Янус никогда бы его не заметил, благо редко входил в дом традиционным способом. Однако проход из Миктлана выплюнул его на лужайку перед домом, так что пришлось входить на своих двоих.
Он остановился в коридоре и задумчиво рассматривал надпись на конверте, никак не ожидавший увидеть именно этого адресата.
– От кого письмо? – Геката появилась в проходе.
Он поднял на неё взгляд и улыбнулся. Улыбка эта не предвещала ничего хорошего – озорная улыбка авантюриста, учуявшего приключение.
– От тебя.
Они многозначительно переглянулись, и она спросила, знает ли Янус, что это почти наверняка и полностью ловушка. И уж конечно это опасно.
– О, надеюсь, что так, – улыбнулся Янус и вскрыл конверт.

Когда таинственная хозяйка закончила говорить, Янус наклонился к Уицилопочтли и шёпотом поинтересовался:
– Что ты обо всём этом думаешь? – и пояснил: – Моя борода. Как она тебе? Я похож на хипстера?
Янус обожал советы. Во многом потому, что не был ни на одном – его никогда не приглашали. Он был тем парнем, которого, как все думали, уже пригласил кто-то другой. Выглядело это так:
– А где Янус? Я думал, Юнона его пригласила.
– Нет, это должен был сделать Меркурий.
– Дудки! Я был в термах. Я никого никуда не приглашаю, когда я в термах.
– Тогда Марс. Марс?
– Я отец и защитник римского народа.
– Ясно.
Мысль о том, что он упустил возможность попасть на ещё один совет, расстроила Януса. Но ненадолго, на три «Миссисипи». Он был слишком занят, чтобы грустить: слушал таинственную богиню, разглядывал остальных богов, собравшихся за столом, поглаживал бороду.
Потом вслед за Меркурием вскочил и начал медленно обходить помещение, то и дело приглядываясь к тому или иному предмету.
– Я скажу вам пару вещей. Во-первых, весь мир уже перешёл на электронные письма.
Он остановился у дальней стены и стал её простукивать, не умолкая, впрочем.
– Во-вторых, эта дама выглядит поразительно настоящей.
Янус подошёл к ней, наклонился, вглядываясь в лицо, а потом не удержался и ткнул в неё пальцем.
– Поразительно настоящей!
Он развернулся на каблуках и хлопнул в ладоши.
– Итак, мы на корабле в открытом море и выхода якобы нет. С чего ты взяла, что эта задачка нам не по зубам? Нептун повелевает морями, Меркурий – бог хитрости, я – бог выходов, а Уицилопочтли – вообще БОГ! Энлиль с Фрейей тоже занимаются чем-то полезным... наверное, – он повернулся к остальным и, довольный собой, добавил: – Слышали? Я произнёс «Уицилопочтли» без запинки. Уицилопочтли.
И, видя, что остальные не оценили чудеса его дикции, продолжил:
– Вместе мы можем стать опасно хорошей командой. Смотри, какие у нас с Нептуном и Уицилопочтли замечательные бороды. И мы в море. Три бородача на корабле посреди моря. Мы можем стать пиратами! Пиратской командой. Шесть богов на сундук мертвеца, йо-хи-хо и стаканчик чая!
Он взял свой стул, с громким скрежетом ножек по полу подтащил его к Эрешкигаль и уселся задом наперёд, обхватив руками спинку. Он очень внимательно рассматривал её, будто до сих пор не веря в то, что она – действительно богиня, а не привидение, мираж или голограмма.
– Тебе задали много вопросов, но о главном так и не спросили. А это действительно важно, очень-очень важно, куда важнее божественных советов. Самая таинственная тайна окружает нас, а мы так до сих пор не задались этим вопросом. Что стало с командой корабля?
Кораблями-призраками управляют мертвецами – проклятые души, что обречены на вечные скитания по морям. И чтобы освободить корабль, нужно снять проклятье с его мертвецов. Именно поэтому Янус так пытался понять, настоящая ли Эрешкигаль. Та ли она, кем пытается казаться?

[AVA]http://savepic.org/6409675.png[/AVA][SGN][/SGN]

Отредактировано Janus (2014-11-02 10:48:53)

[AVA]http://savepic.org/6421786.png[/AVA]
- Давай, еще чуть-чуть, - устало прохрипел Посейдон, потянув за влажные и немного распухшие ножки.  На ощупь они были прохладными, и - хоть этого не было видно под шерстью - посинели.
Кобыла меланхолично жевала пучок сена, и по ее пустым глазам можно было понять, что она не собирается помогать ни Посейдону, ни своему ребенку, который сейчас захлебывался околоплодными водами и, наверное, был очень расстроен. Младенческие конечности вяло дернулись пару раз, розовые копыта стукнулись друг об друга, а потом и вовсе все затихло.
Посейдон провел в лошадином стойле ночь, встретил здесь рассвет, и теперь его вера в собственные силы угасала.
Это тот самый момент, когда даже олимпийские боги не могут справиться с ситуацией.
- Вызывайте ветеринара, - сказал он конюху, который за спиной Посейдона сиротливо переминался с ноги на ногу, держа в руках ведро с теплой мыльной водой и полотенце.
На выходе из конюшни Посейдона встретил слабого вида молодой паренек.
- Теодор Оушен? Вам письмо, - сказал он, протягивая белый конверт, по цвету очень напоминающий его бледную скелетную руку.
- Кто? А, да, Оушен - это я.
Перемазанными в сукровице руками Посейдон развернул письмо, но он едва успел прочесть содержимое до конца, как на бумаге расползлось красное пятно, а земля начала неумолимо приближаться...

Наивный Посейдон до последнего теребил бороду и простодушно полагал, что его встретит Зевс. Просящий о помощи лишенный сил брат - это было очень... воодушевляюще.
И он очень раздосадовался, когда понял, что его (в который раз?) обманули.
В общем и целом он вполне комфортно чувствовал себя на борту корабля в открытом море, но, конечно, это не сравнится с тем комфортом, который он испытывал, когда находился в открытом море без корабля.
Вместо Зевса здесь были шумеры - целых два (а может и полтора или вовсе один), ацтек с очень характерным ацтекским именем, холодная и молчаливая скандинавка, и греко-римляне, которым и эпитеты не нужны.
- Я оставил тебе пятнадцать сообщений на автоответчик, -  ответил Гермесу Посейдон, а  потом их разговор прервали.
Это была шумерская женщина, или, судя по тому, насколько она выглядела живой - какая-то часть шумерской женщины. Ее вид, взгляд и движения будто говорили - "Я красивее вас", "Я сильнее и умнее вас", а потом вдруг (это ассоциация пролегла, когда за окнами вспыхнула молния) - "Сдохните!"
- Бороду мне узлом! Почему же? - округлив глаза, в удивлении воскликнул Посейдон.
Сделал он это до того, как успел подумать, но если разобраться...
Чтобы поймать в ловушку его самого, необходимо определить его в такое место, где нет никакой воды (что проблематично хотя бы ввиду того, что в его теле постоянно хранится стратегический водный запас), для Януса необходимо место, у которого нет ни входа, ни выхода (и с вероятностью в 70% он станет первооткрывателем), с Гермесом проще - нужно просто отпрепарировать ему мозг. За других Посейдон не ручался, но молчаливые дамы, как известно, опасны, а шумерские мужчины с солнцезащитными очками и волевыми подбородками (особенно верховные) и вовсе нагоняют страх и уныние. А еще здесь был Уицилопочтли - и этого абсолютно достаточно, чтобы принимать его всерьез.
Янус с Гермесом выглядели настолько заинтересованными и воодушевленными, что в какой-то момент Нептуну показалось, что им приплатили.
Он был согласен со всем вышесказанным, но он не хотел становиться пиратом - его борода носила исключительно благородных характер.
- Если тебе что-то он нас нужно, - сказал он, когда секундная тишина воцарилась, - тебе лучше сказать об этом до того, как мы уйдем.
Пока не дернешь за ручку, дверь всегда кажется открытой, и Посейдон действительно верил, что все они смогут уйти.

А все так хорошо начиналось. Что бы там ни говорил Энлиль, всевозможные божественные сборища он обожал – особенно если в процессе сборищ между богами в силу непримиримых противоречий (а куда же без них)  разгоралась полемика, плавно перетекающая в сверхъестественный мордобой. Однако до этой стадии они так и не дошли – не успели. Им даже поболтать как следует не дали – кроме, разве что, Януса, который умудрился произнести рекордное число слов на единицу времени.

Зато кое-какие ответы они получили.

Двенадцать – неплохая цифра для гостей, хотя в данном случае Энлиль предпочел бы чертову дюжину. Для атмосферы. Куда делись те шестеро, которые не добрались – вот что любопытно. Мирно колобродят сообразно собственным планам или уже счастливо развоплотились? Судя по тому, что «корабль» и впрямь оказался кораблем лишь отчасти, предполагать можно было любые варианты… от которых владыка воздуха благополучно отмахнулся, поймав любезную сестренку на очаровательном противоречии. Если сначала она упрямо повторяла, что выйти они не могут, то теперь вдруг сменила пластинку и признала, что выход все-таки есть. Оптимистично, согласитесь.

Правда, «Эрешкигаль» все это время проторчала у него за спиной, а ее присутствие в этой области возбуждало Энлиля только при условии, что там находилась Эрешкигаль-настоящая. Однако на общую расслабленность позы шумерского верховного бога это никак не повлияло – ну, не убьет же его эта кукла.

Стоило об этом подумать, как что-то мелькнуло на периферии зрения и чувствительно царапнуло щеку: только расслабился – сразу поплатился. Что забавно, кровь проступила не у него одного. Значит, они теперь связаны. По-видимому, как раз этой самой кровью. Для чего?

– Кто-нибудь уже встречал вампиров, питающихся исключительно божественной кровью? – с видимой беспечностью поинтересовался Энлиль, но вместо ответа провалился вместе со стулом. Как-то некуртуазно получилось – даже не попрощался.

Приземление было… приземления не было. Шумер просто обнаружил себя точнехонько в подземном царстве. Холодная и мрачная Иркалла. И Эрешкигаль – не та, что встретила их наверху, фальшивая богиня подземного мира на фальшивом корабле. Эта Эрешкигаль походила на настоящую куда больше. Возможно, она и была настоящей – такой, какой существовала в сознании Энлиля. Кто-то явно затеял с ним «игры разума», пытаясь заставить поверить в то, чего не было. Главное не перепутать, где настоящее, а если уж необходимо выбирать, то в сущности не так важно, где правда. Правдива та версия, которая ему нравится больше. За нее и нужно держаться. А если она не соответствует действительности – изменить действительность.

– Как ты можешь знать, что я думаю? – спросил Энлиль, подходя ближе и бросая взгляд на знаки, которые богиня чертила палочкой на земле. Он даже поймал себя на мысли, что ожидает увидеть там слово «вечность», изящным движением палочки превращаемое в «жопа». Или, например, полные фатализма строчки песни: «You can check out any time you like – but you can never leave». И то, и другое неплохо подходило к мрачным обещаниям обеих Эрешкигаль.

К слову: ее последний вопрос звучал так, будто они проходили это уже неоднократно – но разве он хотя бы раз изъявлял желание уйти? Если на то пошло, Энлиль предпочитал уходить, как это теперь называется, «по-английски».

– Для начала я хочу разобраться. – Он поднял на шумерку взгляд, который по спокойной холодности мог бы соперничать с Иркаллой. – Кто ты?

Они танцевали с Янусом. Ну, т.е. почти танцевали, будто танцевали, плавно обходя помещение в противоположном друг от друга направлении, заканчивая полный оборот двенадцатичасового цикла по часовой стрелке и против нее.
Ах как же ему это нравилось! В памяти всплывали все громкие дела, в которых они оказывались замешаны по своей воле и против нее. Одно из последних связанное со спасением Пегаса, которое закончилось суровыми взглядами Гекаты, ужесточением контроля алиментов, запретом на выпивку вдвоем и величайшим призом, который можно когда-либо получить - справедливостью.
Впрочем, это дело больше напоминало квест, старинный детективный квест в Восточном экспрессе, только вместо поезда был корабль, а вместо трупа шесть богов и один искусно созданный гумункул...суккуб?..призрак?..двойник?.. Не важно, ведь они станут отличной командой и докопаются до истины. Гермес уже видел Фрею сопротивляющейся очевидным вещам, Энлила молчаливо раздающим пинки, Януса, Посейдона и Уйцилопочтли танцующими пиратский одноногий танец и распевающими их же профессиональные песни. А еще он слышал, как Янус произнес имя последнего без заминки, но никак не отметил этот знаменательный факт потому, что потом произошло кое-что куда более интересное.
Итак, зловещая хозяйка заговорила. Улыбка медленно сползла с губ бога хитрости. Он обладал интуицией, высоким интеллектом и все это позволяло с ней согласится. Идет война, только вот закрывать на корабле-призраке лучших воинов не имеет никакого смысла. А значит, она воюет не на их стороне. И это уже совсем не похож на приятный детектив в Восточном экспрессе. Это похоже на...
Он почувствовал, как по щеке полоснуло, ощутил жалящую боль, а затем как теплая жидкость выступила на коже и машинально прижал ладонь к лицу.
Уголком глаза он заметил, что их всего трое. Только трое отмечены и эти слова о крови, а потом комментарий Энлила.
- Им нужна наша сила... - он сказал это тихо, словно во сне.
Глаза округлились и посмотрели в сторону Януса беспомощно, умоляюще, а затем сощурились.
- Не дайте им забрать свою силу, - уже громче.

Гермес провалился  часами или днями назад в собственное прошлое, он этого не знал, ведь ощущение времени и пространства подводило его, как и всех остальных. Перед ним сидела Вильгельмина, только это была не она, а умелая иллюзия, которая сидела у него в голове и была соткана из его же воспоминаний. А как иначе все стало бы настолько реальным для него и остальных? Скорее всего остальных, ведь наверняка он не знал. Гермес видел, как отметили троих и провалились трое.
"Если вам так нравится считать мебель," -  в голове сидели слова холодной хозяйки, но только теперь бог хитрости понимал, что она была не одна.
Он позволил Вильгельмине делать все, что она хотела, эта пустоголовая чертовка была переписана, как код программы, она стала сильней и назойливей. Словно Кинконг девушка утащила Меркурия в логово любви и только там позволила ему встать на ноги.
Ее слова он пропустил мимо ушей, все слова, пожалуй, кроме последних.
- Да, Вильгельмина, я чертовски хочу уйти, мой пупсик, - он отряхнулся, поправил прическу, но никуда не ушел, а вместо этого расстегнул пуговицы на рукавах и закатал их до локтей.
- И да, мне нравится считать мебель. Знаешь, я вообще люблю считать, - он решил не воспринимать ее как новую декорацию, это было тоже самое существо, а точнее существа. - Нас было шестеро, это четное число, которое состоит из двух троек, из двух треугольников, именно так вы нас и разделили. В любом виде в любой религии треугольники считаются идеей, чистым порождением разума, а это, как нам известно, предшествует всем великим событиям, как то сотворение мира или заселение его существами обладающими идеями, т.е. нами, - Гермес крутанулся вокруг своей оси, поклонился и указал на себя, а затем принялся расстегивать жилет.
- Идея - это чистая энергия, вечный двигатель, материя для созидания или разрушения, как угодно, милочка. Вы разделили нас на две группы по три и, судя по тому, что я тут вижу, каждую тройку разделили еще на три. Очень умно! - он подошел к Вильгельмине, взял ее лицо в свои руки и коснулся губами ее лба, да так и остался стоять. - Ведь так мы не сможем объединить наши идеи и выбраться. Ты мой сладкий пончик, Вильгельмина! Какие же вы умные ребята. И вас двое! Должно быть двое и/или больше, ведь иначе вы не сможете нас обработать, - он скинул жилет на пол и принялся развязывать галстук.
Осталось лишь понять, как отсюда выбраться и дело здесь не в ногах. Скорее всего они никогда не покидали тех мест, в которых получили приглашение. Или покидали, но в бессознательном состоянии.
- И знаешь что? Если ты так хочешь поиграть, я сделаю это, сыграю с тобой. Готовься продемонстрировать свою лучшую растяжку богу растяжек, здесь может быть только один победитель, - он толкнул Вильгельмину на кровать.
[AVA]http://savepic.org/6393846.png[/AVA]

Отредактировано Hermes (2014-11-06 21:52:49)

[AVA]http://sa.uploads.ru/2GQXC.jpg[/AVA]- Халтура..! – только и успел воскликнуть Уицилопочтли, как пол под ним благополучно испарился вместе со стулом. В своём экспрессивном выкрике он подразумевал, что подобного рода фокусы не являются полноценными компонентами ловушки, и что не надо упиваться моментом, пока гости не в колодках, и что не стоит вот так нахально портить чужое лицо. Никакой эстетики.

Падать долго просто не удалось, ведь под ногами бодро возникла каменная кладка со знакомыми узорами, так очень кстати смягчая неминуемое падение. В точке приземления бога образовался маленький кратер со следами возникновения битого стекла. Уилли медленно поднялся из ямы, будто трёхтысячилетняя мумия восстала из своего саркофага, и такой же небрежной походкой двинулся в путь по длинному коридору.
Звуки и ощущения, как в замедленном режиме, медленно взрывались, как осколочные гранаты, в голове неприятными ощущениями. Первым был запах ладана. Как удушливая лоза, что обвилась вокруг горла, он затыкал собой всё мироздание, вызывая лёгкие и досадные приступы головокружения. Мерзкая вонь резала глаза и лишь только усиливалась, когда Лопочли продвигался к знакомой лестнице. Чтобы не потерять точку опоры от нахлынувших ощущений, которые ну совсем не бодрили, бог неуверенно опирался на одну из стен правой рукой, делая с каждым разом всё мельче шаг.
Бога солнца мутило. Неприятные ощущения отдавались резями в желудке, от слившегося в недружный хор лепетания болела голова, а ноги становились ватными от ощущения, что пролилась последняя кровь почитателя. Взор божества то и дело затуманивался, отчего он периодически терял связь с окружающей действительностью, а духота, так некстати застоявшаяся в храме, мешала трезво соображать.
На лестнице внутри храма не стало легче. Теперь уже слабеющему вниманию представились неприятные на вид иконы и кресты, которые наспех побросали поборники другой веры. Прекрасные фрески были либо отколуплены живьём от стены, либо закрашены краской. Пол под ногами был побит, чтобы не дай господь, кто-нибудь не вздумал разглядывать дикарских богов. Всё, что создавалось десятилетиями, было уничтожено за какой-то миг.
Уицилопочтли издал протяжный стон бессильной ярости и как в издёвку над ним, изо рта тут же медленно закапала кровь. Ацтек привык видеть кровь, пусть даже и собственную, но общая вялость и равномерный гул делали всё это зрелище крайне противным для мужского сердца. Через ещё несколько секунд, Уилли вырвало кровавой массой на пол.
Лопочли помнил этот день и никогда бы не смог забыть его или выкинуть из головы. Сколько бы походов он не делал к Иш Таб, такое бы просто не смогло выветриться просто потому, что день неофициальной смерти был слишком реален. Если бы мог, он бы зарезал всех молельщиков в храме, но ноги предательски подкашивались. Холодный мраморный пол манил к себе, обещал сладостное избавление от плохих ощущений.
Мужчина медленно опустился на четвереньки. Он всё ещё боролся с нарастающей слабостью, но заведомо уже проиграл этот бой. Пол примет его, как тогда. Пол всегда принимал его, независимо от предпочтений товарища бога. Ему грозило, более того, предначертано упасть в лужу собственной крови, чтобы проснуться через несколько тысяч лет. Или не проснуться никогда, оказываясь в месте пострашнее Миклтана – в забвении.
Дрожащие руки предательски разъезжались.  Ноги пытались найти неопределённую точку опоры коленями, но почему-то даже этого не удавалось сделать. Запах ладана давил на спину, призывая бога сдаться, чему был рад подчиниться последний. Если бы не одно «но», которое было весомее всего вышеперечисленного.
Хоть Уицилопочтли и отчаянно хватался за слабеющий разум, он всё же кое-что понял. Нельзя просто так взять и провалившись сквозь пол попасть в тот же самый день. Это невозможно сделать, как бы сильно того не хотелось. А это могло значить, что кто-то упорно водил его за нос. Пусть и все ощущения были реальны, бога колотила дрожь и ему грозило опять взаправду впасть в вечный сон.
- Хал.. тура.., - отплёвываясь от крови почти шёпотом произнёс Уильям, теряя последние остатки сил. Руки тут же разъехались и голова вместе с телом наконец-то соприкоснулись с окровавленным полом.
Но он лежал так недолго. Собрав волю в кулак, ацтек всем телом перевернулся на спину, чтобы увидеть солнечный свет, который должен был проходить через отверстие в потолке. Так сказать, напоследок, насладиться приятным теплом, которое было лёгким, а не давящим на рёбра как запах ладана. Когда же он это сделал, то не увидел там ничего, кроме гладких стен и икон. Губы божества дрогнули в усмешке.
- Грёбаная халтура! – выкрикнул Уицилопочтли на всю мощь своих лёгких, пользуясь словом, которое обычно избегал. После этого, бог зашёлся в маниакальном хохоте, что доказывало эффективность сеансов с психиатром Изуми Табаширо.

[AVA]http://i.imgur.com/OSQsdJg.png[/AVA]
Чем дальше Фрейя отходила от зеркала, тем слабее становилась. Ей казалась, что каждая косточка ее тела начила болеть и ныть. Голос предавал ее, превращая каждое сказанное слово в хриплое карканье ворона.
То что она увидела в зеркале была не иллюзия - ее тело старело, но не она.
- Вечная молодость. Вечная жизнь, - повторила богиня, возвращаясь к зеркалу, тонкой рукой приподнимая подол пеньюара, так что стало видно как босые ноги тонут в белоснежном покрове Мира Туманов. - Так вот чего ты хочешь. - Она рассмеялась, только смех перешел в грудной кашель. - Вечную жизнь. Тот кто молод внутри, будет молод даже в этом теле, - богиня попыталась развести иссохшие руки в сторону, что у нее получилось, но не сразу, чтобы показать тому кто смотрел на нее через гладь зеркала, что ей все равно как она выглядит и сколько лет он-она или оно собирается ей добавить.
Может будь она воспитана одними ванами, покровителями плодородия, любви, красоты и магии сейд, ее бы это ввело в депрессию или истерику, но выросшая с асгардами, проводящая тренировки валькирий вместе с Сиф и пьющая ядреное пиво в светлицы у Эгира и Ран - ее это не особо трогало. Сейчас не трогало. Фрейя знала себя слишком хорошо и скорее всего гнев и скорбь пришли бы после, когда все улеглось бы.

Но вся эта иллюзия, магия и бедлам были слишком реалистичны, а валькирия слишком упряма, чтобы сдаться без боя. И она боролась с болью и холодом, сжимая потрескавшиеся губы сильнее. Она старательно отгоняла призраков прошлого, воскрешенных голосом зеркала и жалобной песней ледяного ветра.
Чего от нее хотели?
Падания? Поражения?
Воительницы на это все была не согласна.
А голос все рассуждал о красоте и вечности как заезженная пластинка.
- Если ты хотел поговорить со мной на эту тему, - выдавила Фрейя, каждое слово давалось ей с трудом, холодный воздух обжигал легкие, - то должен был выбрать более приемлемоe место. У меня задница отмерзла от этого холода. Я голая и босая. Так что засунь свою философию себе, - богиня зашлась тяжелым кашлем и каждый новый глоток воздух лишь усиливал его, не давая договорить и послать извращенца подальше.

Фрейя закрыла на мгновение глаза. Она старела. Она умирала. Но боги бессмертны, а это значит что ее лишили это самой "вечности", о которой распиналось зеркало. Валькирия улыбнулась и ослабевшей рукой добралась до ножен стилета, прикрепленных к бедру под тонкой материей красивой одежды. Металл обжигал кожу сильнее мороза, окружившего ее, но эфес был теплым, согретым теплом ее тела. Нерадивые попались ей похитители, даже оружие не забрали...
А потом метель стихла и Фрейя открыла глаза. Белоснежная пустыня - прекрасная и жестокая - простиралась до самого горизонта. Жаль, что ее магия сейд была слишком слаба, а то можно было бы тут весну устроить: ледяные великаны и мамочка в их числе не погладили бы ее по головке, да и первомир не хотелось разрушать - и этот голос, что вернулся с метелью.
Ей показалось или это был голос мужа? Нет... Он был смертным и очень давно был мертв, как и их дети.
Фрейя прижала стилет к груди, заставляя свое одрябшее тело стоять ровно, не подаваться ветру и желанию обернуться.
- Ах, вот оно что, - ее смех поглотило завывание пурги. - Я счастлива, но тебе же все равно, да? Tебе плевать, что я довольна жизнью, такой какой она сложилась. Я счастлива, что была женой и матерью. Я счастлива, что водила дружбу с йотунами и ванами, асгардами и великанами. Я счастлива, что знаю Афину. Я счастлива, что побеждала и была побеждена Марсом. Я счастлива, что двери мне открывал Двуликий. И что пила в развратной компании других богов любви... Но тебе все равно... Тебе нужна моя жизнь и что бы я тебе не говорила, - ее голос слабел, но тонкие пальцы сильнее сжимали эфес стилета, - ты будешь повторять свои вопросы, как старая виниловая пластинка, которую жаль разбить, - Фрейи казалось, что ее горло сжали ледяные руки метели. Она уже не говорила, a шептала. - Так подавись ею. - Фрейя развернула стилет и кончик лезвия царапнул дряблую кожу под тонким одеянием. - Я счастливой была. Я счастлива сейчас. И буду счастливой. И за это я готова умереть: за каждого кого я знала, знаю или узнаю. Я, Ванадис, дочь вана Ньёрда и ледяной великанши Скади - богиня любви и плодородия, сестра бога солнечного света и мира Фрейра. Я, Фрейя, приемная внучка Одина и названная сестра Тора... Пошел ты… в Хельхейм!
Фрейя со всей силы нажала на стилет, так что холодное лезвие вонзилось в плоть до самого сердца.
- Труд, - воззвала она к одной из своих валькирий, дочери Тора и Сиф, прежде чем упасть на снег.

Отредактировано Freyja (2014-11-16 17:33:29)

Если вы однажды встретите самого себя, что вы себе скажете? С чего начнёте разговор, который, пожалуй, станет самым важным разговором за всю вашу жизнь? Из миллиона вопросов, что вы можете задать самому себе, какой покажется настолько важным, чтобы спросить в первую очередь?
– Приветик! Как у вас дела?
А про себя добавил: «О Лир, теперь стучись в ту дверь, откуда выпустил ты разум!»
Он всегда прибегал к словам Шекспира, когда своих не находил. Впрочем, недоумение длилось недолго, и Янус быстро взял себя в руки.
– Что ж, я повсюду. Старый-добрый неожиданный я. Как здорово слышать свои же слова!
Да ладно вам, разве хорошего Януса бывает слишком много?
Поначалу он бегал за каждым собой, заглядывая себе в лицо и пытаясь увидеть, какого цвета у него левые глаза. Но каждый из Янусов передвигался так быстро, что угнаться было не под силу даже Янусу. Если бы Роберт Броун был здесь, он бы серьёзно задумался над другим названием для своего открытия.
А потом они остановились. Жизнь учила Януса во всём находить свои плюсы. Вот и сейчас он попробовал.
– Что ж, зато здесь нет кислоты.
Сразу полегчало.
Янус начал снимать ботинки.
– У нас есть два варианта. Порвать друг друга в клочки – что мне не очень нравится. Или собраться и объединить усилия. Попробовать понять, как мы можем выбраться отсюда и помочь остальным.
Разувшись, он подхватил свои ботинки и начал босиком обходить комнату по периметру, вращая головой настолько энергично, что у неё были все шансы отвалиться.
– Должно быть что-то, что я упустил. Детали, дьявол всегда кроется в них, не так ли? Ох, надеюсь, что дьявола здесь не будет, я как-то ещё не готов к этой встрече. Не успел запастись девственницами.
Он открыл одну дверь, но на этот раз не стал заходить. Вместо этого Янус кинул в дверной проём ботинок. Правый. После чего закрыл дверь и вернулся к разговору с самими собой.
– Ну, мальчики, может, я многого не знаю, но в своей голове уж точно разбираюсь. Вы не можете быть просто воспоминанием – ошиблись лицом. А будь вы копией, носили бы и эту потрясающую бороду.
Он открыл ещё одну дверь и, на этот раз даже не глядя, запустил в неё другим ботинком. Но для Януса это был не ботинок. Это было его послание в бутылке. Его заявление всем, кто может услышать.
Это был протест 44 размера.
– Так кто же вы такие? Иллюзии, имитаторы, голосовой интерфейс? – он задрал голову вверх и, для пущего эффекта разведя руки в стороны, крикнул: – Я хочу поговорить с тем, кто меня сюда отправил. Ну же, разговор – это не так уж серьёзно: чуть больше, чем молитва, чуть меньше, чем свидание. Мы можем быть друзьями – я стану отличным другом! Я могу быть кем угодно – Рейчел, Чендлером, Моникой – и даже тем странным динозавролюбом. Я обожаю динозавров, а уж они от меня просто без ума.
Отвернувшись, он подошёл к ближайшей двери и застыл у неё, прислонился лбом к косяку, зажмурился. Переход от состояния оживления к мрачной решимости был мгновенным. Его голос стал тихим, но оттого не менее ясным:
– Идёт война, и боги её проигрывают. Так вы сказали. А я скажу вот что: демоны бегут, когда хороший человек идёт на войну.
Так сказал Доктор Кто, а он плохого не посоветует.

[AVA]http://savepic.org/6409675.png[/AVA][SGN][/SGN]

[AVA]http://savepic.org/6421786.png[/AVA]
Вода, собравшаяся в зажатой ладони, стремительно высыхала.
Вода, находящаяся в Посейдоновом теле, высыхала еще стремительнее.
Ему казалось, что он вот-вот рассыплется.
Если для того, чтобы покинуть это место, нужно умереть – он останется здесь. В гробу, но живой.
Все происходящее больше не казалось Посейдону злой шуткой или мастерски созданной иллюзией. Потому что даже над злыми шутками кто-то смеется, а иллюзию, даже самую правдоподобную, можно разрушить.
В какой-то момент Нептун подумал, что его слова не играют большой роли в этом диалоге. Что Эрешкигаль, очень похожая на куклу, куклой является не меньше, чем он сам.
Звук падающей земли утих. Посейдон успел привыкнуть к нему, но сейчас, когда его внезапное погребение было закончено, когда со всех сторон на него давила земля, стало страшно. Если бы это было возможно, на висках выступил бы холодный пот.
Хорошо, что сейчас его никто не видит.
Посейдон молчал. Одними губами он прошептал - "нет". Почему-то ему казалось, что в этом вопросе его мнение не интересно никому, кроме него самого.
А потом треснули надломившиеся доски, и сухая земля однородной массой хлынула в лицо.
Это был тот шанс, который не упускают.
***
Обезвоженный Посейдон лежал на обезвоженной земле. Он ничего не видел, он не слышал никаких звуков. В его голове была пустота, он ощущал себя никем.
Он хотел пить так сильно, как не хотел ни один затерявшийся в пустыне караван.
Будь Нептун человеком, он давно бы уже умер. Но он был богом, и он был на грани.
Собравшись с силами, он пошевелил руками, стер налипшую на лицо землю, с трудом протер глаза, но так и не смог их открыть.
Наверняка, сейчас Посейдон выглядел очень жалким, и со стороны вся эта картина - голая земля и повелитель морей на ней - выглядела очень драматичной, и она бы таила очень глубокий смысл, если бы в следующую секунду Нептуну в лицо не прилетел ботинок. И теперь самый глубокий смысл таил здесь именно он.
Посейдон собирался разобраться с этим. Как только он отлепит язык от нёба, наберется сил, чтобы поднять веки (если повезет, даже моргнёт), он сразу же во всем разберётся.

Отредактировано Poseidon (2014-11-23 23:35:58)

Все стремительно менялось. Иркалла переставала быть Иркаллой. Воздух теплел, мрак рассеивался, лже-Эрешкигаль безвольной неподвижной куклой осела у его ног, а Энлиль снова почувствовал себя собой. Он даже успел подумать, что принял правильное решение… Но постороннее присутствие исчезло лишь на миг.

Она была сзади – как до этого, в зале, когда стояла у него за спиной. Похоже, ей нравилось скрываться. Или она боялась, что ее увидят. Кто такая эта «она», Энлиль не знал, но был уверен в одном: ничего общего с его сестрой эта сущность не имеет. И новый голос, веселый и злой, наверняка был настоящим. А руки на его шее – холодными, почти такими же холодными, как могли бы быть руки Эрешкигаль. Только энергетика была другой. Не шумерской. Вероятно, даже не божественной. Во всяком случае – чуждой.

Утверждение о власти через смерть вызвало у Энлиля усмешку, несмотря на некоторую фатальность ситуации. Его собственная власть его вполне устраивала. В особенности тем, что для нее ему не нужно было умирать.

– Мне чужого не надо, – сказал шумер. И это было единственное, что он успел сделать.

*
Когда тьма рассеялась, Энлиль снова обнаружил себя на корабле – но на этот раз в трюме, и ощущалось все теперь несколько иначе: не было этого подспудно давящего чувства несвободы, которое он так старательно и почти благополучно игнорировал до сих пор. И другие боги тоже снова были здесь – все, кроме одного. Энлиль обвел их взглядом. Вроде бы, настоящие. Но куда делся Посейдон? Уже смылся в океан? Это было одно из возможных объяснений. Другое звучало бы менее приятно: их похитители его слопали. Ну, или принесли в жертву – не суть. Вряд ли кто-то из присутствующих мог знать, что случилось с греком. Поэтому шумер предпочел задать другой вопрос.

– Как вы выбрались?

И тут стоило задуматься о том, как выбрался он сам, потому что уверенности у Энлиля не было. Он понятия не имел, сколько пробыл в своем «нигде», и подозрение, что это глухое отсутствие всего можно приравнять к небытию, то есть к смерти, не покидало главу шумерского пантеона. Но если бы он действительно умер, то вряд ли вернулся бы быстро. Однако уверенности все-таки не было.

«Живые, батюшки-светы!» Энлиль хмыкнул. Возможно, он поторопился сгущать краски: морячки явно были намного мертвее.

– Встречный вопрос: где – «тут»?
И Энлиль, пожалуй, не слишком бы удивился, если бы услышал в ответ нечто вроде «на летучем Голландце».

Все-таки мертвые вне царства мертвых – было в этом что-то неправильное. Но сейчас шумер был бы этому только рад, потому что чем ближе к жизни, тем проще вернуться. И кстати, пробивавшийся через крошечные окошки тусклый дневной свет навевал надежды, что все не так плохо, как могло бы быть.

– В любом случае, – Энлиль повернулся к Фрейе, которая оставалась красивой, несмотря ни на что, к неунывающим Гермесу и Янусу, а также к ацтеку с его неприличным именем, – предлагаю подняться наверх и посмотреть, что там снаружи. А если мы найдем там наших радушных хозяев, ведущих войну с богами, – вздернуть их на рее.

Энлиль улыбнулся. Однажды он был пиратом. Хорошие были времена.

Становилось все чудесатей и чудесатей. Происходящее напоминало Гермесу какой-то плохо снятый фильм ужасов, в котором герой или герои оказываются в разных обычных местах с некоторыми жуткими обстоятельствами. В другой раз ему даже понравилось бы здесь, если бы все эти обстоятельства не пытались его обстоятельно убить.
По большому счету даже в убийстве можно найти свои прелести, но это недоделанное убийство почему-то не доставляло удовольствия.
В конечном итоге бог оказался на крыше с ботинком Януса в руках и какой-то совершенно непонятно откуда взявшейся француженкой. Французы теперь нравились ему куда меньше, хоть их язык и называл его ласково и нежно - Эрме.
Только он приготовился обороняться, как ботинок потащил Меркурия к краю крыши и бросил в пропасть. Вот так всегда, обрадуешься предмету, а он тебе свинью подложит (иногда бывает даже в буквальном смысле).
Стремительный и захватывающий полет длился не очень долго, его что-то подхватило и выбросила в уже знакомые декорации.

Гермес влетел в обстановку с бодрым криком:
- Иииххха! Сделаем это еще раз!
Он часто дышал, зрачки были расширены от возбуждения, колени согнуты для устойчивости. Внешний вид бога обмана говорил скорее о том, что он побывал в центрифуге, а не в пятизвездочном отеле. Волосы взъерошены, рубашка расстегнута, на подвернутых рукавах пятна крови, в руках сжимался башмак с такой силой, будто он был самым ценным артефактом на земле.
Римлянин обвел присутствующих безумным взглядом.  Посейдона среди них не было, остальные выглядели сносно и весьма похоже на самих себя, но в свете последних событий ни в чем нельзя было быть уверенным.
- Прилетел на башмаке, - уже спокойней сказал он, отвечая на вопрос Энлиля. - Кстати, лови, - башмак полетел в руки Янусу. - Я надеюсь, вы не безумные терминаторы, которые сначала попытаются меня поцеловать, а потом убить, - это было сказано больше для разрядки обстановки, но на деле только накалило ее.
Гермес застегнул рубашку и вздрогнул услышав голос Фреи. С оглядкой на поведение тех женщин, которых он видел за последний час, можно было с уверенностью сказать, что еще некоторое время опасаться он будет.
Впрочем, главное совсем не это, а три матроса, которые прервали на время свою игру, чтобы задать вопрос.
- И зачем мы здесь оказались? - промямлил Гермес себе под нос, но тут же добавил. - Хотя это как раз понятно, мы тут на собственных похоронах с гала-представлением. Обычно я не сторонник насилия, но сейчас склонен согласиться с шумером. Да и со скандинавкой. Давай, крошка, допроси их своей любовью! Или полюби их своим допросом? В общем, все сложно.
Бог ловкости поправил прическу, прокашлялся и сообщил.
- Я готов заключить сделку, - он говорил это глядя на моряков, но громко, чтобы слышно было всем. - Но для этого мне нужно знать, что же вам нужно.