На первый взгляд Вавилон поражал своим царственным величием, буйством красок, на второй - внушал обманчивое ощущение гостеприимного дома, а на третий безвозвратно покорял и влюблял в себя. Поддался его магии  и Сет – позволяя очаровывать себя и звучанием чужого певучего языка, и гибкими смуглыми красавицами в цветастых одеждах, и замысловатой, чуждой Египту архитектурой.
Вавилон быстро сумел помочь забыть ему о поражении. Сет щедро заливал сладким вином уязвленную гордость и предавался животным утехам в объятиях прелестниц. Уже через несколько дней ничто не выдавало в нем чужеземца – египетский бог легко освоился в новообретенном доме. Временном, ибо сейчас умасленные вином и ласками гордость и страстное желание отомстить молчали, но Сет знал – наступит тот час, когда он снова ступит на земли Кемета. Глубоко внутри предвкушение грядущего отмщения дремало как затаившийся, но не утоливший своего голода зверь.
Египтянин потерял счет времени. И не мог назвать, сколько дней или недель минуло с тех пор, как он шел по мосту через опоясывающий город ров под пристальным взором крылатых быков по обе стороны переправы, как с нескрываемым интересом разглядывал возвышающийся над расписной городской стеной зиккурат.
Дни слились воедино, знаменуя собой непрекращающийся праздник души и тела. Не Ра покидал небосвод, чтобы сменить свою ладью на ночную, не Нут укрывала город темными покровами и еженощно бросала россыпь ярких звезд – здесь властвовали другие боги. Сет чувствовал их энергетику. Яркую, пряную и совсем непохожую на ауру египетских богов. И догадывался, что те не могли не узнать о незваном госте в своем городе. Однако никто из божеств не торопил встречу. Она произойдет, рано или поздно – вопрос лишь в том, у кого терпение закончится раньше. Но Сет ошибся  - пренебрег чувством ничуть не слабее, чем божественная гордость: любопытством. Оно привело к нему Иштар, шумерскую богиню войны и похоти. И время для Сета еще больше ускорило свой бег…
Солнце коснулось горизонта, посылая последние, полные тепла лучи и раскрашивая великий город благородным багрянцем. Цветом победителей,  царей и крови, что неизменно орошала землю на пути великих воителей. Стоя на одном из верхних ярусов зиккурата -  храма Мардука, -  Сет отстраненно наблюдал, как затворяют главные городские ворота, удивительные по своей красоте "Ворота Иштар", а уже состоявшееся близкое знакомство с богиней добавляло очаровательной пошлой двусмысленности.
Сюда, в святая святых, никогда не попасть простому человеку, но остановить божество жрецам оказалось не под силу. Более умудренный опытом – или же трус - поспешно скрылся с глаз песчаного бога, а посмевший усомниться в его, Сета, божественной силе испытал ее на себе. Как и те, кто пришли после выгнать чужеземца.
Здесь, наверху, возвышаясь над Вратами Богов, пустынный бог беспечно подставлял лицо порывам теплого ветра, не замечая того, что взор его устремлен в сторону Египта. [AVA]http://s9.uploads.ru/pIhsq.jpg[/AVA][SGN]You'll remember me, for the rest of your life.[/SGN]

От праздной созерцательности Сета отвлекло усилившееся ощущение чужого присутствия. Им дышал весь Вавилон – незримо для людей и напоминая другим богам о присутствии шумеров. У каждого города был свой запах. Так Эдфу для Сета был смердящей выгребной ямой из-за застревавшего на языке привкуса энергетики его покровителя. Здешний воздух плотно впитал в себя ауру шумеров, но за минувшие дни Сет уже настолько к нему привык, что он ощущался чем-то обычным, как терпкий запах сладкого вина или дразнящий аромат масел и благовоний от тел его юных наложниц.
- Впечатляет, - ровно отозвался Сет на реплику о местных красотах.
Повернул голову, обращая взгляд на шумера и не без интереса разглядывая своего гостя. Эпитет, которым мысленно наградил пустынный собеседника больше подходил ему самому, чужестранцу в этих землях, но в видении египтянина это он наслаждался чудесным закатом, и его одинокую прогулку бесцеремонно прервал шумер своим появлением. Впрочем, это еще не говорило о том, что из дальнейшего знакомства не выйдет толка. Равно как и наоборот.
От Иштар песчаный уже был наслышан, кто из богов сейчас пребывает в Вавилоне: сама Инанна и ее родственник, Энлиль, верховный папаша их многочисленной и шумной семейки. Мысленно Сет оценил, что шумер не стал мелочиться из-за убиенных жрецов. Пускай это вовсе не означало, что пришел он с намерениями исключительно добрыми. Однако когда следом раздалось приветствие, на безмятежном лице пустынного промелькнула тень. А вместе с тем пришло и ясное осознание, что шумер времени зазря не терял и успел завести знакомство с Осирисом.
Сутех коротко кивнул.
- А ты, верно, Энлиль, владыка воздуха, - продолжил разминочный обмен любезностями пустынный.
Последующий за приветствием вопрос был настолько простым и ожидаемым, что  от него у пустынного почти физически сводило зубы. Ощущение подкреплялось еще и догадкой, что Энлиль наверняка  уже в курсе их с Осирисом небольшой семейной размолвки. Иначе с чего бы шумеру так утруждать себя припоминанием родственных связей пожаловавшего в его края чужеземца.
- Шел, куда глаза глядят. Как оказалось, глядеть на ваших женщин весьма приятно.
И даже не покривил душой – пускай уклончивый ответ по-прежнему оставлял истинные мотивы неназванными.

[AVA]http://s9.uploads.ru/pIhsq.jpg[/AVA][SGN]You'll remember me, for the rest of your life.[/SGN]

Слушая шумера, египтянин мимолетно улыбнулся – догадку его он подтвердил. Признаться, ему было любопытно, при каких обстоятельствах состоялась судьбоносная встреча двух правителей, как и ее последствия. Впрочем, Сет не припоминал, чтобы Кемет повторно оплакивал своего владыку. Да и шумеры не прибегали потрясать оружием, наводя на мысли, что здравие Энлиля тоже не претерпело существенных изменений. Хотя Апоп его разберет, что скрывается за внешне дружелюбной физиономией шумера.
Другой интересный вопрос – когда состоялось мерянье божественными аурами. Из родного Кемета, а после из Дуата – брат носа не показывал, предпочитая сосредоточить насаждение своей благой царственности в отдельно взятом пантеоне и в рамках ограниченного пространства. Стало быть, вариантов оставалось немного – пути их незатейливо пересеклись в славные минуты послесмертия Уннефера. А Сет прекрасно помнил то чувство, когда вновь открывал глаза и даже при очень вольном допущении не мог назвать его… адекватным. И это должно было добавить некой остроты в их свершившуюся встречу.
- Он тоже забрел на чужую территорию? – невозмутимо поинтересовался Сутех.
Упоминание, что Осирис желал брату страшных кар, ничуть не удивило пустынного, но нашло свое отражение в виде досадливой усмешки на его лице. Долго Сутех не мог сам себе признать, как злило его подчеркнутое невмешательство Осириса: ни во время ожесточенной борьбы за престол Египта, ни после на суде. В какой-то момент ему начало казаться, что кровная месть его сына переросла в обыкновенную грызню за престол.
- А болтать мой брат горазд,  – движение лицевых мускулов пустынного красноречиво говорило об отношении к чистоплюйским методам Осириса свершения мести чужими руками. 
Просьба поведать о случившемся была вполне логична для того, кому в красках нарисовали живописную и детальную картину великого отмщения, после которой виновнику торжества сложно задержаться в этом бренном мире, не говоря уже о беспечном созерцании вавилонских достопримечательностей. Но это если бы они были людьми.  От краткого, подобного быстрому всполоху искры и незаметному среди тысяч себе подобных, бытия боги избавлены. И знаменующая собой конец пути смерть для них приобретала иное значение. Трижды мертвенные покровы Дуата скрывали мятежного бога. И трижды он возвращался, чтобы, едва вернутся силы, схватить клинок и броситься в сражение.
Сет обернулся к шумеру, прислоняясь к высокому бортику каменного балкона.
- Да ладно, Энлиль, чтобы убить бога одних слов недостаточно, но если тебя интересует, как закончилась наша с Осирисом семейная драма… 
Он не оборвал своего рассказа, но перед глазами песчаного снова засверкал залитый чужой кровью копеш. Слишком свежи были воспоминания: и о его унижении, и о позорном суде, на котором за минувшие века, казалось, все забыли о первопричине вражды; а тело все еще помнило и языки пламени, и застрявшей в глотке предсмертный крик, и мертвенный холод Дуата.
- Твой предыдущий гость не принимал участие, какие бы красочные картины грядущей вендетты он тебе ни нарисовал. Бросил своих шавок, и вот я здесь, - Сет пристально глянул на шумера и с усмешкой продолжил. - Тебе никогда не хотелось отдохнуть от сородичей?
[AVA]http://s9.uploads.ru/pIhsq.jpg[/AVA][SGN]You'll remember me, for the rest of your life.[/SGN]

Сет выслушал Энлиля с самым серьезным видом. По завершении его проникновенной речи, пустынный наклонился к шумеру и, сохраняя невозмутимое выражение лица, доверительно произнес:
- Превосходный, но если часто говорить об этом вслух, кто-нибудь может расценить твои слова как призыв к действию.
Серьезность тона сошла на нет. Сет вернул на лицо добродушную усмешку. Замечание шумера о родственниках сделали ее понимающей. По-видимому, ситуация в чужом пантеоне в общем и целом немногим отличалась от египетской возни. В божественных кругах всегда найдется кто-нибудь недовольный существующим устоем – а кто-то особо рьяный пожелает его поменять. По-другому не получалось, боги же – с божественными запросами и амбициями. Эдак выходило, что большего понимания заслуживал глава пантеона, вынужденный беспрестанно утихомиривать разношерстную компанию богов и сдерживаться от слишком частого прямолинейного метода убеждения, как, например, головой о стену.
Вспоминая слова Энлиля о схожести характеров с Осирисом, Сет задумался о его, Энлиля, отношении к тяжкой ноше верховного божества. Вернее, о том, как он его преподносил. В брате Сета всегда забавляло и бесило одновременно сочетание показной смиренной покорности выпавшему на его долю долгу править и мертвой, шакальей хватки за свое. Случай узнать шумера поближе еще представится - тем более в свете прозвучавшего приглашения закрепить состоявшееся знакомство чаркой вина. Но прежде:
- Благодарю, - глядя на шумера, кивнул Сутех и продолжил с дружелюбной ухмылкой. – В долгу не останусь.
Эта фраза должна была прозвучать. Кто знает, может верховный бог шумеров, предоставляя убежище египтянину, рассчитывал на ответную услугу – пустынный был уверен, что Энлилем движут свои, скрытые мотивы. В противном случае, зачем ему заводить не сулившее видимых выгод знакомство с изгнанником, от которого отвернулся родной пантеон, а в бескорыстие Сет перестал верить уже очень давно.
- Для возлияний стоит подыскать место поуютнее, - ладонь пустынного так же легла на плечо шумера, и мгновенное перемещение привело их обоих в обитель Сета. Такая смена дислокации внесла небольшие коррективы в любезное предложение Энлиля обеспечить их вином. Но это только на первый взгляд. В конце концов, даже Сет понимал, что иногда надо поумерить строптивый нрав и погладить чужое божество по чувству его божественной важности – особенно, если он планирует задержаться на чужой территории. Уместную в других обстоятельствах фразу, что дом хозяина – дом гостя, пустынный разумно опустил. Подошел к кувшину, наполнил два тяжелых кубка и вернулся к шумеру, протягивая ему один.
С вином из Вавилона, города Энлиля.
- У шумеров интересные обычаи, - о том, какой именно обычай больше всего пришелся по душе пустынному, он промолчал. Не без ироничного сожаления мысленно отметив, что традиция хоронить царя в сопровождении его семьи и подданных неплохо бы прижилась в Египте. - В том числе и гостеприимства.
Взгляд пустынного скользнул по обороненному на полу легкому одеянию Иштар - жилище Сета еще хранило неслышимый для людей, но хорошо ощущаемый богами яркий аромат ауры Инанны.
[AVA]http://s9.uploads.ru/pIhsq.jpg[/AVA][SGN]You'll remember me, for the rest of your life.[/SGN]