Откровенно говоря, богиня их всех боялась ничуть не меньше, чем они ее. Но людям об этом лучше не знать, по крайней мере, до тех пор, пока они не пожертвуют на благотворительность все, что имеет хоть какую-то материальную ценность. Контролировать людей при помощи не настоящего оружия и не настоящих мозгов – глупо. Стрелять в потолок, на самом деле, еще глупее. На кого-то это влияет, а на кого-то…Толпа не была бы толпой, если бы в ней не нашелся хоть один альтернативно одаренный герой.
Макария предупреждала «пидоров» о том, что им не следует дергаться? Предупреждала.
Она обещала, что при попытке дернутся – всех перестреляет? Обещала.
Что-то подсказывало девушке, что тот парень, который ломанулся к выходу, просто мечтал проверить ее слова на практике. Проверил.
Вообще, стреляла Макария из рук вон плохо. Если уж руки не из плеч растут, а из совершенного другого, не предназначенного для роста рук места, то любые попытки делать ими что-либо оканчиваются весьма плачевно. Но если уж богиня смерти решила получить свое, то ее не остановит ни врожденная рукожопость, ни то, что пистолет охранника никогда в жизни не стрелял боевыми пулями.
Какая-то тетка наконец-то первая догадалась, что в подобных случаях обычно принято истерично орать и первой подала голос. Ее подхватили подружки, и Макария довольно грубо предложила им заткнуться. Впервые за долгое время люди ее раздражали и вообще портили все удовольствие, поэтому она была не против безвозмездно одарить милосердием всех посетителей кофейни за раз. От столь опрометчивых действий ее удерживало только то, что после упокоения еще хотя бы трех-четырех человек она пару недель проваляется в коматозе, восстанавливая силы по крупице.
– И то и другое, дорогой, – радостно включилась в игру Макария. – На том свете старушке они все равно не пригодятся: у Харона своя валюта.
Дама почтенного возраста закатила глаза, видимо, решив подготовиться к отправке в мир иной задолго до назначенного срока. Богиня радостно рассмеялась, и, сделав несколько движений, отдаленно напоминающие танцевальные па, прыгнула Себастьяну на шею, едва ли не стукнув его по затылку пистолетом. Она даже почти не обижалась на него за то, что он сразу не признался в своей божественной сущности. Ну. Почти.
– А нас, кажется, скоро будут ловить, – тоном, которым обычно раскрывают самые страшные тайны, произнесла она. С присущей детской непосредственностью чмокнула «напарника» в щеку и спрыгнула на пол. – Мы просто скажем, что это были не мы.
В целом, гениальный план был именно такой.
Когда полицейские машины, продравшись сквозь традиционные Нью-Йоркские пробки, все-таки добрались до кафетерия, оба бога ошивались у служебного входа в кафе. Макария сидела на холодной земле, прислонившись спиной к мусорному баку. И ничего в мире ее не интересовало так сильно, как единственное облачко в хмуром зимнем небе. В общем-то, ей действительно было слегка хреново, смотреть на окружающий мир не хотелось. Острая нехватка веры особо ощущалась тогда, когда необходимо было кого-нибудь усыпить.
– Эти во-о-о-н туда пошли, – она едва взглянула на вытаращившегося на них полицейского и сделала какое-то неопределенное движение рукой. Вычислить «туда» с помощью такого гида было весьма затруднительно. – Если поспешите – может, еще догоните.
И, с чувством выполненного гражданского долга, девушка вернулась к созерцанию неба.
– Теперь ты можешь купить себе хоть десяток мольбертов, – убедившись, что слуги закона ее не услышат, сказала Макария. Улыбнулась. То, что смогла вспомнить первоначальную цель этой идиотской выходки – уже хорошо.